незаинтересованными.
— Согласен.
— Ваша честь, незаинтересованными могут быть только эксперты, являющимися сарманастристами по вероисповеданию.
— Кем? — судья опять невольно вскинул брови.
— Понимаете ли, ваша честь, недавно состоялось одно слушание, на котором истец, проиграв дело, настоял на том, что суд был заинтересован. Дело по мнению истца следовало рассматривать на суде, набранном из народа некоторого конкретного географического места, исповедующим некоторую религию. Это он обосновал тем, что дело касалось непосредственно этого народа. И его требование удовлетворили.
— Что такое «суд, набранный из народа»?
— Я имею в виду, что судья, адвокат, прокурор и так далее — все должны были быть представителями народа, населяющего то конкретное место и исповедующими ту религию. На конкретном месте я не настаиваю, однако вероисповедание — обязательно. Ведь дело касается вероисповедания.
— Да каким же образом?
— Элементарно. Я — сарманастрист. Мой автомобиль, соответственно, тоже. Эксперты другого вероисповедания наведут на нас порчу.
— Мой бог, да я ни разу не слышал даже о такой религии. Где я вам найду таких экспертов?
— Это не проблема, ваша честь, могу порекомендовать вам сразу двоих. Мой троюродный брат и его друг.
В душу судьи в очередной раз закрались страшные подозрения.
— Скажите, господин Хайднагер, а кроме них кто-нибудь ещё исповедует эту религию?
— Конечно, ваша честь: ещё я и моя жена. Однако по понятным причинам мы не можем выступить в качестве экспертов. Предчувствую ваш вопрос: зарегистрирована ли эта религия? Да, зарегистрирована. Сначала, конечно, нам не разрешали это сделать, однако после регистрации церкви сайентологии всё прошло без проблем. Всего три судебных заседания — и вот она, новая религия.
— Иными словами, экспертами-сарма… как их там?.. могут быть два человека на Земле.
— Получается так, ваша честь, но любой желающий может вступить в нашу церковь. Первоначальный взнос, правда, полмиллиона евро, но верующих это не должно останавливать.
— Проклятье! — не сдержавшись, выругался судья, — дело откладывается для проведения экспертизы.
— Протестую, ваша честь, — вскочил господин Тромп. Господин Пуаре в это время что-то переливал из пузырька в стакан с водой. — Истец ставит суду слишком много условий.
— Я — дискриминируемое меньшинство, мне можно, — скромно сказал Энри.
— Да какое вы меньшинство? — заорал Тромп, — вы — белый. Довольно молодой…
— Напоминаю, господин Тромп, во-первых, я — инвалид. У меня проблемы с памятью, если вы не забыли. Во-вторых, я — сарманастрист. Это — очень немногочисленная в нашей стране религия. В-третьих, я — автор андерграундных фильмов. Никем не понятый и всеми осмеянный. Наконец, в четвёртых, я — Хайднагер. Это меньшинство в нашей стране особенно сильно дискриминируют. Например, не было ни одного президента — Хайднагера. Я проверил. Ни одного епископа. Ни одного миллионера. Хайднагерам постоянно на протяжении веков вставляли палки в колёса. А отвечать за это теперь вам. Кстати, ваша честь, я требую рассмотрения моего дела судом присяжных.
— Господин Хайднагер, суд присяжных в нашей стране рассматривает дела, касающиеся жизни и смерти.
— Да, ваша честь, я читал — в законе именно так и написано. Однако проигрыш моего дела равносилен для меня именно смерти. От голода.
— Истец, в законе подразумевается, что речь идёт о пожизненном заключении.
— Ваша честь, не вынуждайте меня снова рассказывать вам про трактовки. Смерть от голода ничем не лучше пожизненного заключения.
— Объясните хотя бы, с чего вы вдруг умрёте от голода, проиграв дело.
— Господин судья, для меня сто тысяч евро — огромная сумма. Мне придётся продать всё своё имущество и влезть в долги. Соответственно, на еду мне хватать уже не будет.
— Господин Хайднагер, вы рассуждаете так, будто у вас отнимают сто тысяч. Речь же идёт о том, что вы их теоретически могли бы получить.
— Но ваша честь, вы же знаете о недополученной прибыли. Когда звукозаписывающие компании выставляют претензии пиратам, они считают так, будто те деньги уже были у них в кармане, а пират их оттуда вытащил. И выигрывают иски. То есть, между реальными деньгами и недополученными нет никакой разницы. Для меня же, повторюсь, сто тысяч — куда более значимая сумма, чем миллионы для компаний звукозаписи. Войдите в моё положение, господин судья.
— Ладно. — Судья даже уже не вздрогнул, — Господин Хайднагер, ваше дело будет рассматривать суд присяжных. Что ещё пожелаете? Не установить ли в зале суда трон для вас? Может, желаете бар с прохладительными напитками и массажистку?
— Не стоит, ваша честь, единственная просьба: присяжных должно быть больше полутора тысяч человек.
— Что?!!
— Дело в том, что в сарманастризме числа до полутора тысяч включительно считаются пр
— Заседание откладывается, — судья со всей силы вдарил молотком по столу, — на неопределённый срок. Пока я не пойму, что тут можно сделать.
В то время как освобождался зал, судья усиленно рылся под мантией, пытаясь найти пачку сигарет. Однако он заметил, что перед выходом Эрни еле заметно поклонился ему. От этого судью почему-то передёрнуло. Он выхватил пачку из-под мантии жестом, каким римский легионер, должно быть, выхватывал свой меч. И галопом, достойным коня бравого гусара, выскочил в во внутренний двор суда.
Там дрожащими руками он с трудом одолел колёсико зажигалки и жадно затянулся. Сердце колотилось в бешеном ритме, а на вдохе проступали непонятные хрипы. В этот момент ему на плечо опустилась рука.
Судья нервно обернулся и обнаружил перед собой своего коллегу и приятеля Тома Тэйлора.
— Всё прошло плохо? — сочувственно поинтересовался Том.
— Не то слово.
— Дай угадаю: Эрни Хайднагер?
— Ты его знаешь?
— Как не знать. Столкнулся с ним в коридоре и сразу догадался, что ты будешь здесь. В первый раз я вышел ровно в таком же состоянии. Никак не мог прийти в себя. Страшное дело.
— Скажи честно, Том, он ведь издевается над нами?
— Знаешь, Генрих, я его об этом однажды спросил. В кулуарах, так сказать. Выяснилось, издевается. Но не над нами.
— Но зачем, мой бог? Он на мир что ли обижен? Или извращенец? Какого чёрта ему надо?
— Так в двух словах и не скажешь. Я рассматривал его последнее дело. Последнее, если не считать твоего, конечно. Там интересная штука нарисовалась. Хайднагер подал в суд на одно издательство, печатающее, что бы ты думал? Библию. По двум причинам сразу: первое — он прищемил руку их книгой.
— Дай теперь я угадаю: в инструкции не было сказано, что ей можно прищемить руку.
— В точку. Но это ещё не всё. Иск был на миллиард долларов.
— Недополученная прибыль?
— Оно самое. Ему столько должны были через двадцать лет заплатить за концерт, который он теперь не сможет дать.
— Ибо повреждённый палец не позволит ему играть на скрипке.
— Почти так. Повреждённый палец не позволит ему научиться играть на скрипке.
