путникам все, что они пока здесь найти не смогут... Я понимаю, вы устали с дороги, вам не до того, чтобы уделять внимание постороннему человеку... но кто еще сможет о вас позаботиться, не слишком утруждая собственной персоной?..
Соня подумала, что и художник, наверное, как Жан Шастейль, разбогател совсем недавно, потому что речь у него не блистала изяществом, он, похоже, копировал кого-то. Но то, что искренне хотел услужить, не позволило Соне отвергнуть его помощь.
– Если вас не затруднит, – скромно ответила она.
Художник просиял:
– Пабло Риччи всегда к вашим услугам, прекрасная сеньора! – Он пошел к своему дому, крича на ходу: – Бенито, иди сюда немедленно, куда ты запропастился, ленивый бездельник!
Соня с усмешкой оглянулась на Мари, и та, поняв, что хозяйка кивает ей на живую иллюстрацию ее же недавнего поведения, смущенно потупилась. Что поделаешь, не хватает ей пока лоска, чтобы прислуживать такой знатной госпоже, как хозяйка.
Жан Шастейль, не обращая внимания на разыгрывавшуюся перед домом сцену, поспешил к дверям, чтобы открыть замок.
Леонид Разумовский стоял позади всех и переминался с ноги на ногу.
– Ты же босой! – всполошилась Соня. – Еще не хватало заболеть после столь успешного освобождения и перенесенных страданий.
В доме не было никакой мебели, и Соня тщетно оглядывалась вокруг в надежде обнаружить хоть какой-нибудь стул, чтобы рухнуть на него, такую вдруг почувствовала усталость.
И в этот момент снаружи раздался шум, стук, что-то несли, проталкивали, задевая о косяк двери. Не успели путешественники оглянуться, как посреди самой большой комнаты на первом этаже возникли стол, стулья, еще двое слуг несли обитую парчой кушетку. Какая-то толстая темнокожая служанка втащила корзину, полную еды.
– Что это такое? – Соня в недоумении оглянулась на Жана.
Тот усмехался, не делая и попытки вмешаться в царившую вокруг суматоху. Мари, повинуясь незаметному знаку, которым Жан дал ей разрешение уйти – госпожа все еще не пришла в себя, – удалилась в сторону кухни. Теперь она должна была за всем проследить, раз, кроме нее, у княжны нет пока других слуг.
– Бесполезно. – Шастейль махнул рукой, пододвигая Соне стул. – Пытаться остановить эту суету так же невозможно, как прекратить извержение вулкана. Наш сосед Пабло – человек южный и, как всякий южанин, на взгляд северянина, не знает меры в проявлении своих чувств. Он сильно скучает здесь, в своем особняке. Вокруг живут люди богатые и знатные. Они не торопятся признавать выскочку, разбогатевшего в один момент. Модный художник – это еще не аристократ. А тут кстати приехали мы. Согласитесь, нам вовсе не помешает чья-то забота, пусть и такая лавинообразная... Садитесь, Леонид, не стойте... Сейчас я распоряжусь, чтобы вам подали горячего вина.
– У нас есть и вино? – спросила Соня.
– По крайней мере одна бутылка выглядывала из корзины такой колоритной темнокожей служанки.
Он подмигнул Соне и Леониду и оставил их одних, если не считать слуг, которые все еще продолжали вносить какую-то мебель и расставлять ее по углам.
Глава двенадцатая
Несмотря на шум и суету, которую производили не столько слуги, сколько сам художник, особняк постепенно заполнялся мебелью и теплом. Уже затопили камин, и дрова весело потрескивали в нем. На столе появилась скатерть, посредине которой водрузили канделябр с семью свечами.
– Простите, ваше сиятельство, – обратился к Соне Пабло Риччи, – а позволено ли мне будет узнать, кто этот мужчина, который до сих пор кутается в плащ и при этом бос и небрит?
Соня поневоле напряглась, но потом мысленно одернула себя. Сеньор Пабло принимает такое живое участие в устройстве своих соседей с возможным комфортом, что можно вполне извинить его любопытство и свойственный художникам острый глаз: в момент разглядел все подробности.
– Это мой соотечественник, Леонид Разумовский, граф и офицер лейб-гвардии, которого мы сегодня освободили из рабства...
– О Мадонна! – воскликнул потрясенный Пабло. – Я чувствовал, я знал, что с покупкой особняка русской сеньорой у меня начнется очень интересная жизнь!.. Вы не расскажете, как граф попал в рабство? И что это за рабство, в каковое может попасть такой аристократ?
– Он плавал на галере.
– Надо же, плавал на галере! – повторил художник и взглянул на закутанную фигуру Разумовского чуть ли не с обожанием. – А мне все, что на роду написано – так это писать портреты богатых дураков...
– Так не пишите, – улыбнулась Соня.
– К сожалению, теперь уже не могу. Я слишком увяз. Мое занятие приносит немалый доход, – смешно фыркнул он, – и ко всему прочему мне нравится. Я ведь очень талантлив. А если талант не приносит денег, то это грустно... Но ваш портрет я бы написал бесплатно. Вы согласитесь мне позировать?
– Погодите, Пабло, – смеясь остановила его Соня, – я еще даже не успела умыться.
– Вода! – вскричал Риччи. – Вы правы, я не распорядился, чтобы принесли воду. Бенито!
Он опять закричал так громко, что Соня вздрогнула.
– Сейчас принесут, – отозвался тот откуда-то из глубины дома.
Жан Шастейль, извинившись, вышел. По-видимому, он тоже решил, что ему нужно присмотреть за ретивыми слугами соседа.
Через некоторое время в двери дома закатили огромную деревянную лохань.
– Вы сможете помыться с дороги, – продолжал суетиться вокруг Сони сосед-художник. – Кстати, насчет воды: у вас во дворе есть прекрасный колодец. Вода в нем чистая, холодная...
– Но тогда зачем же вы приносили ее из своей усадьбы? – удивилась Соня.
– Потому что у вас нет слуг. Я не имею в виду вашу горничную. А те мужчины, которые есть, не в обиду будет сказано сеньору Жану, вряд ли смогут нести на плече бочку воды, как мои ребята... И потом, это такой прекрасный повод – дать человеку воду. После этого вряд ли он сможет указать тебе на дверь.
– Вы думали, что я стану указывать вам на дверь? – изумилась Соня. – Но почему?
– Потому, что я не знатен, потому, что нас не представили и я просто вам навязался. Мало ли, аристократы так капризны... Я пойду на кухню, взгляну, моя кухарка успела для вас что-нибудь приготовить или нет.
– Погодите, Пабло, – Соня запнулась, – но эти вещи, мебель... вам самим они, наверное, нужны.
– Не нужны! – радостно закричал он. – Не нужны! Отец запрещал нам продавать вещи, а мне тоже хотелось чего-нибудь покупать. Дошло уже до того, что по дому приходилось не ходить, а пробираться! Понимаете, как по узкой тропиночке. Но о том, что вещи нельзя дарить, разговору не было. Представьте, ваше сиятельство...
Чувствовалось, что ему приятно произносить это обращение, – он совершенно свободно общается с аристократкой, пусть и иностранкой. Мало того, она пользуется услугами Риччи. Да она от него зависит! По крайней мере на сегодняшний вечер и ночь.
– ...Одно время я даже хотел организовать... что-нибудь вроде странноприимного дома или гостиницы для бедных, чтобы туда всю мебель можно было отдать. О, я просто мечтал, что в один прекрасный день проснусь в совершенно пустой комнате... То есть в той, где нет никакой мебели, кроме кровати, на которой я сплю...
– И по какому принципу вы носите ко мне в дом мебель? – улыбаясь про себя, спросила Соня.
– Я приказал слугам брать то, что с краю. Теперь Бенито шепнул мне, что по залу – заметьте, раньше это был танцевальный зал! – можно проходить почти свободно. – Его глаза алчно блеснули. – А у вас, я заметил, так много места!
– Для начала, дорогой Пабло, нам нужны спальные места. А потом посмотрим, что еще у вас взять.
Соня уже втянулась в эту игру – «забери лишнее», так что даже и не удивлялась. Она бы еще долго говорила с Риччи, но в этот момент ее взгляд упал на лицо бывшего раба – оно выглядело не то чтобы утомленным, изможденным.
– Прости, Леонид, ты, наверное, есть хочешь? – спохватилась она.
