– Думаю, о золоте она ничего не знает. Хотя теперь ни в чем нельзя быть уверенными. Ты же говорила мне, что она подслушивает разговоры. Однажды мне даже показалось, что она видела наши с тобой занятия, но я убедила себя: показалось!
– Тогда в чем нас еще можно упрекнуть?
– Она сказала, будто мы служим Сатане, а Николо усыновили, чтобы принести его в жертву на черной мессе.
– Какая дрянь, оказывается, эта Долорес, – пробормотала Мари задумчиво. – А я в какой-то момент ее пожалела. Решила: еще одна жертва мужского коварства. Как-то мы с нею разговаривали, и Долорес жаловалась, что Бенито, занимая при своем хозяине такое высокое положение...
Господи, это у Бенито высокое положение? Мальчик на побегушках, который по возрасту давно не мальчик. Впрочем, девушке из села, наверное, казалось: должность, положение.
– ...Пальцем о палец не ударил для того, чтобы заступиться за мать своего ребенка.
– Если она зла на Бенито, то при чем здесь мы?
– Скорее всего она зла на Пабло, – протянула Мари, – и думает, что вместе с нами достанется и ему... А Бенито. Бенито, оставшись без хозяина, будет свободен и женится на Долорес.
– А на вид трудно заподозрить в ней такое коварство, – проговорила Соня. – К сожалению, наша жизнь устроена так, что люди, подобные Долорес, не отвечают обычно за свои подлости.
– Нет, справедливость должна торжествовать! – как показалось, излишне страстно заявила Мари.
Странно, что она не спросила, откуда Соня обо всем этом знает. И сразу поверила в то, что сказала ей госпожа.
– Кстати, ты сама можешь спросить, что двигало нашей кормилицей, – сказала княжна. – Как раз сейчас, совершив свое предательство, она возвращается в наш дом как ни в чем не бывало. И думает, что будет жить в нем, пока за нами не придут.
Софья уже не видела, да и вряд ли захотела бы видеть, как возвращается в дом Долорес и как встречает ее Мари. Ударит, вцепится в волосы? А иначе как еще станут разбираться между собой женщины из простого народа? До того ли ей было сейчас?
Глава двадцать вторая
Соня заглянула в зал, где сидел Пабло со своей невестой, и с улыбкой на устах окликнула Жана, который для большей патетики своего повествования выпрямился во весь рост и теперь вещал что-то с бокалом в руке.
– Не позволите ли мне ненадолго увести моего дорогого друга графа де Вассе-Шастейль? Хозяйственные хлопоты.
– Тебе стало лучше, – понимающе кивнул он и, извинившись перед гостями, вышел к ней.
– У нас беда, – сказала ему Соня с места в карьер. – Наша кормилица донесла на нас.
– Ты имеешь в виду о золоте? Но разве она что-то знает?
– Какое золото! Уж не знаю, зачем ей это понадобилось, но она сообщила местному падре, будто мы служители Сатаны, а ребенок, которого усыновили, предназначен для жертвоприношения. Я думаю, скоро к нам придут. Не знаю, принято ли у них ходить к тем, кого наметили в жертвы, по ночам, но, наверное, надо постараться исчезнуть отсюда как можно быстрее.
– Ты права, – закивал Жан, но потом нахмурился: – А как ты об этом узнала?
Ну почему Мари просто поверила ей на слово, а Шастейлю непременно нужно знать, что да как?
– Можешь поверить мне на слово и взять на себя подготовку к отъезду? – зашипела на него Соня. – Я все тебе объясню, но только тогда, когда мы окажемся вне опасности.
– Хорошо, – нехотя согласился он, – но в любом случае без Пабло нам не обойтись. Я пока развлеку Розиту, а ты расскажи ему, в чем дело.
Пабло тут же вышел к ней до крайности озабоченный.
– Я сразу понял, случилось что-то серьезное, – сказал он, глядя на нее. – Вам не удалось скрыть от меня свое волнение.
– Почему? – машинально поинтересовалась Соня.
– Я слишком хорошо изучил ваше лицо. Что-то с Николо?
– С нашей кормилицей, – проговорила Соня, – она сообщила кому-то из священнослужителей, не знаю, кто они, иезуиты или просто местные священники, будто мы служим черные мессы и для этого взяли на усыновление ребенка.
– Это сказала Долорес? Вы не ошибаетесь?
Соня не то чтобы заколебалась, но на мгновение подумала: а что, если ее ум просто рисует такие причудливые картинки из ничего, просто так выдумывает себе? Но ведь Долорес на месте нет, а прежде она никогда не оставляла младенцев одних.
– Боюсь, скоро вы и сами в этом убедитесь, – сказала она, понимая, что для уточнения обстоятельств у них может просто не оказаться времени.
– Я хочу услышать это от нее, – решительно сказал Пабло, направляясь к детской комнате.
– Долорес в доме нет, – вздохнула от нетерпения Соня; тревога все плотнее окутывала ее, так что становилось даже трудно дышать. – Потому что она как раз сейчас разговаривает с вашим падре.
– Матерь Божья, но зачем ей это?!
– Вы успели сказать ей, что она будет жить в моем доме с Бенито?
– Не успел, – потупился тот, – хотел в последний момент порадовать, когда бы вы уже уехали... А может, ничего и не сказал бы... Бенито в последнее время как-то перестал ею интересоваться. Говорил, что Лоло только на вид сущий ангел, а душа ее черна как ночь... Но если Долорес захотела отомстить Бенито, то почему донесла на вас?
– Мы с Мари тоже об этом думали: в таком случае вас, наших ближайших соседей, тоже заподозрят в сношениях с дьяволом?
– Какое коварство! – Сеньор Пабло воздел руки кверху, но тут же сам себя и одернул: – Нет времени сокрушаться о том, чего не воротишь... Я дам вам свою карету.
– Как можно! – замахала руками Соня. – Это слишком дорогой подарок... Собственно, почему подарок? Мы вполне можем заплатить вам за нее...
– Я дам вам свою старую карету, – прервал ее Пабло. – Она на вид неказиста, зато крепка. В свое время каретник привел ее в пристойный вид, потому что я купил на первый взгляд сущую рухлядь... Нет, что я говорю! Ваше сиятельство может подумать, что она развалится прямо по дороге. Нет, мастер заверял меня, что она проездит еще сто лет, но я себе купил другую, кстати, куда менее прочную, но здесь, на улицах Барселоны, переезжая от дома к дому, на ней вполне можно покрасоваться.
– Но и старая карета стоит денег.
– И при этом нет таких денег, за которые можно купить общение, – грустно улыбнулся Пабло. – Вы возьмете с собой мой портрет?
– Непременно... Пабло, я вам так благодарна. – На глаза Сони навернулись слезы.
– Не представляю, что буду делать без вас. – Он тоже промокнул платком глаза.
– Мари! Где Мари? – нетерпеливо закричал Жан, выглядывая из дверей кухни, где рядом с ним суетилась Анхела. – Что за несерьезная девчонка! Ушла куда-то в самый неподходящий момент!
– Я здесь, – отозвалась Мари, появляясь в проеме двери. – Доставала воду из колодца.
Она поставила на пол огромный кувшин, который до того несла на плече.
Соня мельком отметила про себя, что девушка насуплена сверх всякой меры и даже густые брови сведены в одну черту, будто она решала для себя нечто жизненно важное...
– Мари, – сказала она мягче, чем обычно; надо же, как повлияло на нее предательство Долорес. – Надо собрать Николо в дорогу. Придется взять с собой козье молоко. Анхела разбавит его водой – оно слишком жирное. Бедному малышу придется на время забыть о кормилице... По крайней мере я не взяла бы ее с собой, даже если бы она очень захотела.
– Она не захочет, – буркнула Мари, направляясь в сторону детской комнаты.
Пабло, придерживая за плечи Розиту, повел ее к выходу, приговаривая:
– Ничего нельзя загадывать, моя дорогая. Вы не обидитесь на меня, если домой вас отвезет Гвидо? Завтра я замолю свои грехи. Я принесу моей розочке такой подарок, что она сразу сменит гнев на милость.
