Неужели это хуже, чем гиббоны?
Этот автоинспектор сегодня на посту один-единственный, так что пришлось ему вместе со мной – разве не за это он получил плату! – вытаскивать из машины Сашу и укладывать его на лавочку.
Частник незамедлительно уехал, а милиционер принес мне какой-то старенький бушлат.
– Вот, положите ему под голову.
Он еще некоторое время постоял подле меня, видимо, испытывая некоторую неловкость оттого, что взял деньги за услугу, никак его в моих глазах не красящую. Но я не слишком переживала за него: судя по хватке, этот молодой волчонок скоро избавится от молочных зубов неких предрассудков вроде угрызений совести...
– Это ваш родственник? – потоптавшись рядом, спросил постовой.
– Напарник мужа. Дальнобойщик.
Почему вдруг мне стало нравиться это слово, которое я прежде произносила с некоторым снисхождением?
Автоинспектор кивнул и отошел прочь, как человек, сделавший свое дело. Я присела на лавочку в ногах Саши. За все время пути он даже не пошевелился. И до сих пор странно неподвижен. Я не представляла себе, чем ему можно помочь.
Помнится, когда я сама сдавала на права, в правилах об этом что-то говорилось, но как я ни напрягала память, ничего путного на ум не приходило.
«Скорая» приехала примерно через полчаса. Молодой врач стремительно выскочил из машины и подошел к милиционеру, который уже сопроводил его к нашей скамейке.
Врач с непроницаемым лицом взял руку Саши за запястье, некоторое время подержал на весу и небрежно опустил. Потом приподнял веко и, не сказав ни слова, пошел прочь.
– Куда вы?! – От неожиданности я не сразу пришла в себя и лишь спустя несколько мгновений бросилась следом за медиком, который и не подумал сбавлять шаг.
– Мы трупы не возим, – небрежно бросил он на ходу.
– Какие трупы? – испугалась я. – Саша... он водитель. Ему стало плохо. У него сердечный приступ!
– Будете объяснять мне, отчего умер больной? – Врач наконец остановился, наверное, от возмущения. – Скорее всего обширный инфаркт. Вскрытие покажет. Скажите ментам, пусть вызовут труповозку, у нас рация на передаче барахлит...
Я вдруг перестала его слышать. И вообще все звуки вокруг. Казалось, моя голова превратилась в колокол, а кровь затвердела огромным комком, который колотил изнутри по черепу: бум, бум, бум... А потом все исчезло.
Я вынырнула из омута беспамятства и как сквозь вату услышала голос женщины:
– А вы говорили, будто она умершему посторонняя.
– Она сама так сказала. Вроде это напарник ее мужа. Будете забирать женщину с собой?
– Зачем?
Я почувствовала боль в руке, из которой вытащили иглу шприца.
– У нее обморок. Полежит, и все пройдет. Бедные мы бабы! От таких нервных нагрузок и слон с ног свалится. Выходит, она в рейс с мужем поехала? Наверное, решила таким образом проследить, как он себя ведет, с кем ездит. Вы, мужики, такие кобели, что следи не следи, все равно свое возьмете!.. А вот мы и очнулись!
«Медсестра», – поняла я и попыталась улыбнуться участливому взгляду.
– Тоже сердечко пошаливает?
– Раньше никогда такого не было.
– Когда-нибудь все случается впервые, – произнесла она сакраментальную фразу и выпрямилась как бы по частям. – Вот и у меня первый звонок. Остеохондроз предупреждает: гиподинамия опасна для вашего здоровья. Мол, больше двигайся, милочка!
– А где Саша? – спохватилась я.
– Никуда ваш Саша теперь не денется. – Медсестра похлопала меня по руке. – Сейчас приедет машина, заберет его. Сообщите им только сведения об умершем...
Она помогла мне подняться с носилок, на которые меня уложили, когда я потеряла сознание.
Умерший! Какое страшное слово! Мне его еще предстоит осмыслить. Только что был по виду здоров, пел и смеялся, разговаривал, и вот, его... больше нет на свете! Как же я скажу об этом Артему? Умер его напарник, друг, с которым они проехали вместе не одну тысячу километров. Наверное, временами они были ближе друг другу, чем кровные родственники.
Я потеряла счет времени, потому что опять пришлось ждать – язык не выговаривал это слово – труповозку.
Пришла машина марки «уазик», именуемая в просторечье «буханкой». В нее погрузили тело Саши, и некто – то ли санитар, то ли сопровождающий – записал в карточку данные на Сашу, сведения о нас с Артемом, обстоятельства смерти...
Отвечала я машинально и потом не смогла воспроизвести все, что мне пришлось говорить, потому что напавший на меня ступор никак не желал проходить.
Через некоторое время на пост ГАИ – ГИБДД приехала патрульная машина. Куда-то она выезжала. Может, по своим личным делам.
Молодые ребята – они неожиданно проявили обо мне заботу – решили подвезти прямо к вышедшей из строя фуре, где должен был ждать меня Артем. Точнее, так распорядился лейтенант, на посту старший по званию, но никак не по возрасту, вот шофер патрульной машины меня и подвез.
Собственно, задерживаться он не стал. Высадил, пожелал счастливого пути и уехал. А я подошла к нашему «КамАЗу».
Артему каким-то образом удалось поставить на место прицеп, и теперь он, усталый, сидел в кабине, открыв дверцу и свесив меж колен испачканные в мазуте руки.
Увидев меня, он поспешно спрыгнул с подножки и подошел, чтобы обнять. Я уткнулась ему в плечо, как кислородом подпитываясь родным запахом, густо настоянным на бензине и еще чем-то техническом.
– Представляешь, тут рядом есть колхоз, совсем близко. Ребята оказались такие отзывчивые. Приехали на машине – у них передвижная мастерская. Поставили прицеп на место. Даже деньги брать не хотели, но потом передумали: давай, говорят, на две бутылки. Повезло!
Он радостно бормотал это мне в затылок, а я вцепилась в него и боялась оторваться, чтобы посмотреть в глаза. Сегодня повезло не всем! А еще я боялась заплакать, зареветь, завыть белугой.
Артем почувствовал неладное и слегка отодвинул меня от себя, чтобы вглядеться.
– Белка, ты же бледная как смерть! Устала? У Саньки что-то серьезное?
– Серьезнее не бывает, – прошептала я непослушными губами. – Он умер.
– Я знаю, Белка, ты устала, – строго выговорил мне Артем. – Я тоже устал. Тебе пришлось несладко, но так говорить нехорошо. Ты же знаешь, как я отношусь к Саньке...
Он мне не поверил! Продолжал смотреть на меня с укоризной, но и с долей сочувствия. У него в голове не укладывалось, что его друг мог умереть.
А может, сразу и поверил, но потом стал моему сообщению сопротивляться. Как ребенок! Он не хотел, чтобы так было, и думал, что его нежелания для этого достаточно...
– Нам осталось совсем немного, – опять с прежними нотками любящего мужа проговорил Артем. – Чуть больше трехсот километров. Ты сейчас ляжешь, поспишь, а когда проснешься, мы уже будем на месте...
– Саша умер, – повторила я.
От непривычной суетливости мужа, от его боязни поверить в страшную весть я полностью пришла в себя. Потому, что все это я уже пережила. И ничего странного не видела в том, что ненадолго могу быть сильнее моего мужественного супруга...
По щеке Артема поползла слеза. Лицо его сделалось странно неподвижным, потому казалось, что слеза – всего лишь предательская слабость глаз, а не самого Артема. Я впервые увидела, как муж плачет, и у меня больно сжалось сердце.
Он рванул ворот рубашки, словно ему стало нечем дышать, и покачнулся, так что я бросилась его поддержать, но он странно искривил рот не то в улыбке, не то в гримасе и высвободился из моих
