прыгающие по стенам, искажали пространство: они раздвигали перегородки и объединяли помещение, расположенное в самой сердцевине королевского дворца, с берлогами жутких чудищ, что таятся в туманах Междумирья.
«Чары Эльсион Лакар», — подумал Вейенто. Хотя он и знал, что никаких чар в прямом смысле этого слова не существует; есть лишь некоторые особенности, которые присущи эльфийскому народу. Называть это чарами — все равно, что обвинять в колдовстве женщину за красивое лицо, ребенка — за звонкий голос, собаку за пушистую шерсть.
Вейенто подошел к Аббане. Она сразу встрепенулась, схватилась пальцами за решетку. На левой руке пальцы у нее были переломаны и обвязаны тряпицей; пальцы правой беспокойно перебирали прутья.
— Я вытерпела все! — прошептала она, когда герцог наклонился к ней. — Я не называла вашего имени.
— Это безумие, Аббана! — отозвался он. — Как ты посмела?
— О, я посмела! — тихо смеясь, ответила она. Она подняла глаза на герцога: в ее взгляде светилось тихое, радостное безумие: — Я ведь знаю ваши мечты… Разве не об этом вы мечтали? Разве я не угадала?
— Мои мечты?! Мои неотъемлемые права, Аббана! Право крови, право происхождения. Это мои права, и о них знают в королевстве все, даже Талиессин. И все в королевстве, даже Талиессин, признают их. Мне нет нужды что-то доказывать — все доказано тысячу лет назад. Ни для кого это не тайна. Но, несмотря на это, никто прежде не решался поднять руку на правящую королеву.
— Такое случилось однажды, — сказала Аббана. — Когда король Гион потерял свою эльфийскую супругу. Все повторяется. Власть перейдет к потомкам Мэлгвина. Вам останется довершить малость, ваше сиятельство: убить Талиессина. Это будет нетрудно. Я помогу вам.
— Ты уже ничем и никому не поможешь, глупая женщина, — резко проговорил Вейенто и поднялся.
Она следила за ним глазами.
— О чем вы говорите?
— О том, что я не стану вызволять тебя. Ты останешься здесь на милость Талиессина.
— Это невозможно! — вскрикнула Аббана. — Я сделала для вас все! Я пожертвовала всем!
— Еще не всем, — сказал герцог. — У тебя осталась жизнь.
— Вы не можете так поступить со мной!
— Почему? — осведомился Вейенто. — Я не приказывал тебе совершить убийство. Я не намерен нести ответственность за то, что ты сделала по собственной воле. Я вообще не знал о том, что творится в твоей сумасшедшей голове. Ты подняла руку на мать Талиессина, теперь ты умрешь, если на то будет его воля. Он вправе мстить тебе.
— Невозможно… — проговорила она, все еще не веря.
Вейенто, уже шагавший к выходу, резко повернулся к ней:
— Талиессин взойдет на трон. Он берет себе в жены даму из народа Эльсион Лакар — говорят, она уже беременна. Его ожидает тройная радость: коронация, свадьба и рождение ребенка. Думаю, в честь этой радости он дарует вам жизнь. Тебе и твоему приятелю.
Он воткнул факел в железный держатель у самой двери и вышел из зала. Створки закрылись за его спиной.
Стало тихо. И в этой тишине было отчетливо слышно, как Аббана скрипит зубами и как успокаивающе потрескивает огонь.
Талиессин, ожидавший сразу у выхода из зала, встретил герцога дружески:
— А вы скоро управились, кузен.
— Не о чем было говорить, — буркнул он. — Я не стану просить за этих двоих безумцев. Оставляю их в ваших руках, ваше высочество. Поступайте с ними по своему усмотрению.
Талиессин прищурился:
— А вы не боитесь?
— Дорогой кузен, чего мне бояться? Не я убил вашу мать. И я не отдавал такого приказа, о чем вы, без сомнения, осведомлены не хуже моего. Я не желаю иметь ничего общего с этими подонками. Я только надеюсь на ваше милосердие…
— Милосердие? — Талиессин выглядел озадаченным. — Какой смысл вы вкладываете в это весьма обтекаемое понятие, сударь?
Вейенто пожал плечами.
— Насколько мне известно, эльфийские короли всегда избегали приговаривать людей к смертной казни. К этой мере прибегали лишь в крайних случаях… А ваше положение еще весьма шатко, и, когда вы возложите на себя корону вашей матери, вам придется проявить терпение. Терпимость.
— Я не вполне понял последнее слово, — сказал Талиессин.
— Почему? — удивился Вейенто. — Терпимость. Снисходительность к чужим недостаткам.
— Мне всегда почему-то казалось, что это слово ругательное, — вздохнул Талиессин. — Век живи — век учись. А что вы имели в виду под чужими недостатками? Чрезмерную догадливость ваших подручных?
— Я имел в виду горячность, ложно понятую преданность. Я имел в виду отсутствие политической зрелости, — сказал Вейенто.
— Точнее выражаясь, вы имели в виду убийц моей матери? — сказал Талиессин. Ему доставляло странное удовольствие произносить эти слова. Он даже улыбнулся.
— Да, — твердо произнес герцог. — Эльфийский король, особенно в дни коронационных торжеств, должен помиловать преступников.
— Такова традиция?
— Такова традиция, — подтвердил герцог.
— Но ведь я могу убить их до моей коронации, — предложил Талиессин. — Или вообще задушить в тюрьме. Тайно. Мне Адобекк уже предлагал такой выход. А вы что скажете, дорогой кузен? Видите, я ценю вашу политическую зрелость.
— Скажу, что жест доброй воли был бы для вас сейчас весьма кстати, — отозвался Вейенто. — Впрочем, я не хочу просить за них. Я уже сказал: их судьба в ваших руках; но эльфийский король обязан быть снисходительным.
— Выражено с предельной точностью, — кивнул Талиессин. Странное выражение глубокой задумчивости появилось на его лице. Вейенто с интересом наблюдал за ним.
Уида вдруг приблизилась и обняла Талиессина за плечи. Вейенто вздрогнул: до сих пор он не замечал эльфийку. Ему казалось, что она, покинув зал, уже ушла в опочивальню; но она, оказывается, все время находилась здесь.
— Я хотел бы забрать гномку, — сказал Вейенто. — Знаю, она тоже провинилась… Но ее покушение не увенчалось успехом. И кроме того, мне необходимо поддерживать добрые отношения с ее народом, так что…
Талиессин несколько мгновений насмешливо рассматривал герцога, так что тот даже смутился, а затем, радостно взвизгнув, повис у него на шее.
— Я обожаю вас, кузен! — объявил наследный принц. — Вы дали мне кучу великолепных советов, а под конец явили такую политическую зрелость, что я, кажется, обмочился…
На сей раз Вейенто не позволил смутить себя.
— Так вы отдадите мне ее? — повторил он настойчиво.
— Разумеется… — Принц хмыкнул. — Я рад, что наши намерения совпали. — И добавил: — Сдается мне, кузен, мы с вами родственные души.
Герцогиня Ибор вынуждена была тщательно прятать свое негодование. Муж ничего ей не объяснял. Муж проводил с ней только пару часов в день — ночью, перед сном, но и в эти часы они почти не
