гибкую, очень высокую. Ее кожа светилась, каждый изгиб ее тела переливался сиянием, а глаза, напротив, были матовыми и тусклыми.
Она засмеялась, рассматривая Элизахара в упор, отступила еще на шаг и вдруг пропала среди струй фонтана. Вода поглотила ее.
В тот же миг Элизахар увидел на дне ущелья браслет: широкий золотой ободок, массивный, украшенный десятками самоцветов. Такое украшение вызывающе смотрится на тонком смуглом запястье, оно красиво на руке царственной особы и отвратительно на жирной лапе торговца. Изобилие украшений на этой вещи требовало особенного отношения, и Элизахар вдруг хорошо понял, почему Аруидвар так огорчалась из-за своей потери.
Он осторожно начал спускаться. Сперва это удавалось ему без особого труда, но затем выступы на скале стали значительно меньше, сам отвес — куда круче, но главное — камень здесь был сырой, скользкий, пальцы едва могли держаться.
Рев фонтанных струй был внизу почти невыносим. Диссонансы избивали слух, терзали его — так, как в другом мире бил бы по обнаженной спине кнут.
Неожиданно Элизахар понял, что не может выбраться. Струи были кругом, они обступили его и сомкнулись, тесно сплетясь, как ветви терновника. Пустые пространства между фонтанами были теперь затянуты картинами.
И каждая обладала собственным звучанием, как если бы Элизахар очутился в комнате, у которой вместо стен — раскрытые двери, и каждая, в свою очередь, ведет в другую комнату, а там, в той, другой комнате, происходят какие-то бурные, шумные события.
«Может быть, здесь родина музыки, — подумал Элизахар. — В первозданной грубости, страстная, она появляется на свет в фонтанных струях, низвергающихся с неба, а дальше — расходится по сторонам. Некоторые люди в силах услышать ее и записать, а другие — только воспринимают и передают, даже не подозревая об этом».
Он почти совсем добрался до браслета и потянулся уже, чтобы поднять вещь, когда неожиданно ощутил чье-то близкое присутствие. Он выпрямился и поднял голову. Аруидвар и Фейнне стояли где-то очень далеко, отделенные от него блестящей водной пеленой. Обе выглядели недостижимыми. Близость с Фейнне представилась теперь Элизахару как нечто невозможное, и он понял, что находится совершенно в другом мире.
Между тем чужое присутствие становилось все более настойчивым. Элизахар огляделся. Ему думалось, что, разглядев незнакомца, он сумеет понять, как выйти из ловушки. Но все происходило по непонятным правилам, и Элизахар, чтобы не растеряться окончательно, решил до поры вовсе не двигаться.
Издали он услышал крик Фейнне, и почти сразу картины, возникающие между столбами бьющей воды, вспыхнули ярче. Элизахар не понял, что послужило тому причиной. Может быть, они и появились сейчас здесь потому, что Фейнне представила их в своих мыслях. А может, они были здесь всегда, и приближение людей лишь вырвало их из пустоты и наполнило красками и светом.
В бесконечном падении застыла женщина; окутанная развевающимся шелком, она падала на острия мечей, вонзенных в землю, и каждый был нацелен на нее. Пылающие короны метались, как охваченные огнем бабочки, и среди них неподвижно стоял юноша с черным лицом и зелеными глазами: ни одна не задевала его. А затем появились две луны, гигантский золотой шар и ярко-синий шар поменьше, и они, расталкивая короны, то сближались, то расходились, выписывая в воздухе странные фигуры.
Элизахар подставил руку под струю воды, чтобы охладить кожу; он поранил ладонь, когда карабкался наверх. Он отвлекся и пропустил то мгновение, когда обе луны вдруг соединились и взорвались ослепительной вспышкой.
Все исчезло в этой вспышке: и неподвижный юноша, и короны, и женщина с мечами; только свет, пронзивший разом все водяные столбы и окрасивший высоко в небе облака — источники опрокинутых фонтанов.
Сквозь невыносимое для глаз пятно света проступило лицо. В первое мгновение оно казалось принадлежащим мальчику лет пятнадцати с веселыми глазами и улыбчивым ртом; но почти сразу же через все это лицо пробежала огромная безобразная трещина. Лицо распалось на две половины и начало стремительно стареть. Рот исказился в гримасе, глаза запрыгали в орбитах.
«Чильбарроэс», — подумал Элизахар.
И как будто он вызвал старика, назвав в мыслях его имя, Чильбарроэс явился перед ним. Двуцветный старик выскочил из столба, пронзенной светом воды, крича и простирая руки. Темные молнии пробегали по его телу, один глаз горел желтым, другой — синим; короны кривлялись над его волосами, то норовя уколоть острыми зубцами, то сминаясь и превращаясь в бесформенный ком.
Элизахару почудилось, будто Чильбарроэс смотрит на него — умоляюще, вопрошающе, отчаянно. Но длилось это всего лишь миг; затем, испустив пронзительный вопль, Чильбарроэс нырнул в фонтанную струю.
Элизахар увидел, как столб воды подхватил Чильбарроэса и потащил его наверх вопреки всем законам естества. В пестром переплетении струй видны были руки, ноги, растопыренные пальцы — каждый своего цвета, вытаращенные глаза, растрепанные пестрые волосы. Только что Чильбарроэс вновь представал юным королем Гионом, а затем вдруг становился похожим на своего сына Тегана и на других своих потомков, мужчин и женщин, одного за другим, вплоть до Талиессина. Чильбарроэс нырнул и опустился ниже, и Элизахар увидел, что старик опять превратился в мальчика, совсем маленького, лет десяти. Побыв в этом обличье недолго, Чильбарроэс скорчил гримасу, исказился — и вдруг перед Элизахаром явилась девочка, еще младше мальчика, с раскосыми глазами и темной кожей: настоящая эльфийская принцесса, и над ней плясала корона.
Видение держалось миг, после чего двойное лицо — мальчишеское слева, девичье справа — вдруг взорвалось и исчезло.
Остались только фонтаны. Их шумный плеск показался теперь Элизахару гармоничным. Он наклонился и поднял браслет, лежавший возле самых его ног.
— Я поднимаюсь! — крикнул он, обращаясь к Фейнне.
Та стояла на краю скалы и смотрела вниз, на него. Элизахар не знал, видела она то же, что и он, или просто наблюдала за ним, радуясь тому, что вообще может видеть — сверкающий мир Эльсион Лакар, сумасшедшие струи воды, упавшие с небес, прекрасное дикое лицо эльфийки, стоявшей поблизости и обнимавшей Фейнне за плечи.
Элизахар медленно забрался наверх. Протянул Аруидвар ее украшение.
Она засмеялась:
— Это для Фейнне. Подарок. Я хочу, чтобы вы сочетались неразрушимым эльфийским браком. Такое уже бывало — когда люди вступали в эльфийский брак. Знаешь, чем это заканчивается?
— Чем? — спросил Элизахар. Ему не нравилась Аруидвар, и он хотел, чтобы она поскорее ушла.
— Как и все в мире людей — смертью.
Элизахар взял ее за руку и сильно стиснул запястье.
— Любовь не заканчивается смертью, — сказал он. — Смерть не разлучает возлюбленных. Их вообще ничто не в состоянии разлучить.
Она высвободилась.
— Кроме них самих, разумеется, — сказала она и, смеясь, убежала.
Фейнне коснулась пальцами браслета, сиявшего на ее руке.
— А мне он нравится, — прошептала она.
— Чильбарроэс, — сказал Элизахар. — Я видел его. Он был испуган.
— Он вмещает в себя всех королей, все королевство, — сказала Фейнне. — У него есть основания бояться. Я рисовала его, когда думала об этом.
Она подняла руку, пошевелила пальцами.
— Я рисовала его в воздухе. Он застывал, а потом разваливался — мои воздушные картины живут совсем недолго. И еще, — она понизила голос, — они своевольничают. Выходят не такими, как мне хочется, а какими-то другими. Всегда новость, всегда неожиданно.
Элизахар поймал ее за руку и поцеловал.
