Чильбарроэс бежал сквозь воду, сквозь падение он рвался наверх, на воздух, но и воздух обманывал его, оказывался плотным, почти непригодным для дыхания. Он забивал легкие, как будто состоял из одной ваты.
Бранясь, крича, Чильбарроэс бежал и бежал, и внутри его разрывающегося естества кричали и рвались на волю все его потомки, вплоть до тех, что еще не родились, и он был Теганом и Талиессином, он был мальчиком без капли эльфийской крови — Гайфье, и он был еще не рожденной девочкой, которую назовут Эскива.
Ассэ и Стексэ соединялись в нем и взрывались — каждую минуту они взрывались снова и снова. Мир обрушился на его голову и разорвал Чильбарроэса на части.
Он не понимал, что с ним происходит. Впрочем, он никогда этого не понимал, даже в те времена, когда еще был Гионом, братом будущего короля — Мэлгвина. Юношей, который осмелился взять в жены эльфийскую принцессу.
Почему это случилось? Как это вышло? Ринхвивар полюбила его, он ответил — не смог не ответить. Родился Теган, была основана династия.
Все совершенно ясно и понятно…
Но на самом деле ничего не было понятно. Мир не стоял на месте, в мире постоянно нечто изменялось, и Чильбарроэс страдал от того, что не понимал ни сути этих перемен, ни их закономерности. Луны то сходились, то раздвигались, их орбиты не пересекались, смыкались только лучи, по которым стало возможно подниматься к небу, в воздух. А потом луны слились воедино, и мир залило нестерпимое сияние, которое предшествовало полной тьме — гибели.
Это не была гибель всего и вся; в полыхании белого пожара сгорала лишь та часть вселенной, которая была Чильбарроэсом. Наверное, любое другое существо усмотрело бы в частичности этой гибели залог спасения для прочих; но только не Чильбарроэс.
Он кричал так, словно лунные орбиты рассекали на части его самого, — собственно, так оно и было, только в отдаленном будущем, которое неожиданно представилось ему чересчур явно.
Казалось, нет конца этому еще не наступившему будущему. И вдруг все исчезло. Отошла боль, погас свет. Чильбарроэс осторожно открыл глаза и увидел, что перед ним стоит молодая женщина с длинными желтыми волосами, очень запыленная, уставшая и недовольная с виду. А рядом с ней переминается с ноги на ногу молодой человек.
Старик опустил взгляд: он находился в какой-то процветающей сельской местности. Странно было обнаружить себя на дороге, проложенной между гречишными полями. Пчелы гудели, окутанные сладким ароматом цветущей гречихи; казалось, в этом воздухе не существует ничего, кроме пыльцы. Даже ресницы у желтоволосой женщины были покрыты легким налетом пыльцы.
— Нет, это не снится, — проговорила она. — По-моему, он настоящий.
— Я не… могу быть настоящим, — сказал Чильбарроэс. Или подумал? Во всяком случае, женщина повела себя так, словно ничего из сказанного незнакомцем не услышала.
— Как он тебе нравится, Софир? — продолжала она, обращаясь к своему спутнику.
— Никак не нравится, — буркнул Софир.
— Думаешь, его послали шпионить за нами?
— Нет, Ингалора. — Софир выглядел усталым, и не столько даже от долгого пути, сколько от взбалмошных выходок своей подруги. — Это было бы слишком — посылать такое существо, чтобы оно приглядывало за столь ловкими шпионами.
— Сдается мне, он еще более ловок, чем мы, — возразила Ингалора. — Ты можешь понять, откуда он взялся?
— Свалился с неба. Идем — нам еще дня три добираться.
— Две луны, — хрипло каркнул Чильбарроэс. Он поднял руку, раздвинул пальцы, и тотчас темная трещина зигзагом побежала по его ладони, словно намереваясь разделить ее пополам. — Две луны соединились и взорвались. Это понятно?
— Мне иногда снится такое, — нахмурился Софир. — Но мне кажется, это довольно обычный сон. Случается, когда сильно устанешь.
— Многим снится, — кивнула Ингалора с важным видом.
— Тебе-то точно ничего подобного в голову не приходит! — напустился на нее Софир. — Ты вообще спишь без сновидений. Как всякий человек, лишенный воображения. Только брыкаешься во сне.
— Значит, что-то все-таки снится… — задумчиво молвила Ингалора. — Но что нам делать с этим стариканом? Он по виду голоден.
— Предлагаешь поделиться с ним припасами? — осведомился Софир.
Лицо Ингалоры заметно омрачилось.
— Ну, не настолько же я озабочена его судьбой. — И обратилась к Чильбарроэсу: — Ты голоден?
Он озадаченно заморгал. Он настолько был поглощен собственными мыслями, что не обращал внимания на свое самочувствие. Но когда Ингалора заговорила о еде, Чильбарроэс ощутил вдруг лютый голод. И потому молча выхватил у нее из рук узелок с какими-то съестными припасами. Не разворачивая ткань, Чильбарроэс сунул узелок в рот и разгрыз. Потом выплюнул пожеванные лоскутки.
— Вот и все, — сказал Софир, философски созерцая то, что осталось от их узелка. — Ловко он с этим управился, не находишь?
— Может, взять его в труппу? — прищурилась Ингалора.
— Такой трюк вряд ли понравится публике. — Софир покачал головой. — Выглядит неаппетитно. К тому же в толпе всегда найдется десяток бродяг, готовых повторить этот номер.
— Две луны, — повторил Чильбарроэс. — Они столкнутся. Двое детей, две луны.
— Тема для балета, — высказался Софир. — Столкновение двух лун как образ единения и противоборства двух начал.
— Затасканный образ, — поморщилась Ингалора.
— Нет, — забормотал Чильбарроэс. — Король Гион. Видишь? — Он поднял голову, и на миг сквозь изможденный облик старика проступило юное лицо. — И другие. Один за другим. Мужчины и женщины. Двое последних… Это пророчество. Когда один и тот же сон начинают видеть все, сон превращается в пророчество.
— Пророчество Двух Лун, — произнес Софир, пробуя эти слова на вкус. — Красивая тема. Лебовере понравится.
Казалось, старику знакомо было имя Лебоверы: Чильбарроэс напрягся, заморгал и повторил:
— Лебовера. Да, он поймет. Ему понравится. Это важно.
Ингалора и Софир обменялись взглядами. Ингалора сказала, минуя старика, прямо своему напарнику:
— Он безумен… и понимает, в чем его безумие.
— Гион! — крикнул Чильбарроэс. — Король Гион — это и есть королевство, он — все короли… и он распадется на части вместе с королевством.
— Если соединятся и взорвутся две луны, — заключила Ингалора.
Он схватил ее за запястья с такой силой, что она вскрикнула.
— Ты поняла! — заорал Чильбарроэс. — Ты сама дура и потому поняла! Скажи Лебовере, слышишь?
Он поцеловал ее — прикосновение его губ было двойным, как будто ее тронула языком змея; миг спустя образ старика рассыпался в воздухе, и все, что осталось перед девушкой, была горстка переливающегося пепла.
— Он сгорел? — удивленно проговорил Софир.
Ингалора медленно покачала головой.
— Нет, просто ушел.
— Странный способ уходить.
— Должно быть, иначе у него не получается.
Софир задумался.
