В углу возле елки сидел на полу Хилле и ел засохшие оладьи невероятно грязными руками, время от времени обтирая пальцы об одежду. Изредка он задумчиво озирал окрестности большими карими глазами, похожими на глаза оленя. Батюшка-Барин был с ног до головы заляпан жиром.
За столом Синяка заметил капитана «Черного Волка». Бракель приветственно замычал с набитым ртом и замахал племяннице ножом, на который был насажен внушительный кусок жареного мяса.
На миг все голоса перекрыл чистый звук трубы. Мелодия, простая и веселая, запорхала по залу. Синяке показалось, что челюсти пирующих начали двигаться в такт. Он нашел глазами музыканта – тот стоял за спиной у Бьярни. Это был горожанин лет пятидесяти, одетый в потасканную, но еще крепкую куртку, обшитую шнурами. Волосы у него начинали седеть.
Музыкант опустил трубу, взял со стола два куска мяса и начал жадно есть. Второй кусок он торопливо сунул в нагрудный карман, вздрогнув при этом всем телом – мясо было горячее. Бьярни обернулся, на миг прервав беседу, и вырвал еду у музыканта из рук. Тот жалобно посмотрел на капитана, однако ни слова не сказал.
– Тебя зачем позвали? – вопросил Бьярни. – Чтоб ты жрал? Играй, давай, ты!..
Рот музыканта плаксиво перекосился, однако он послушно поднял трубу.
Желтоволосая Амда приметила на краю стола местных девиц разнузданного вида и обменялась с ними быстрыми неприязненными взглядами. Затем она пристроилась возле своего дяди и с аппетитом принялась за еду.
Синяка пнул Хилле в бок. Батюшка-Барин подавился блином и возмущенно выругался, вытирая локтем рот.
– Пойдем вниз, поможешь пиво дотащить, – сказал Синяка. – Я там видел бочонок.
– А ведь верно, – сказал Батюшка, вставая.
Бочонок пива вызвал новый взрыв восторга. Синяка стал героем следующих пяти минут.
– Каков! – с отеческой гордостью изрек Бьярни и указал на него рукой.
Синяка подошел к желтоволосой девушке.
– Дай мне, пожалуйста, нож.
Она склонила голову набок, и Синяка только сейчас как следует разглядел ее при ярком свете. Глаза у нее были серые, а широкоскулое лицо усыпано бледными веснушками.
– Возьми, – сказала девушка.
Синяка уселся верхом на бочонок и двумя резкими ударами пробил в нем дыру. Пиво плеснуло на пол, когда Синяка наклонил бочонок.
– Подставляйте кружки! – крикнул Синяка.
Первым возле него оказался Хилле.
– Эта девка – сущая чертовка, – сказал Батюшка, облизываясь. – Ты хоть знаешь, простота, кто она?
– Почему чертовка? – удивился Синяка. – Она хорошенькая.
– Хорошенькая стерва, – уточнил Хилле. – Это Амда, племянница Бракеля. Бракель обнаружил ее на «Черном Волке» через неделю после отплытия. Поначалу хотел утопить, да ребята отговорили. – Хилле энергично почесался и прильнул к пиву.
Когда Синяка возвращал Амде нож, Бракель уставился на паренька мутным взором. Какое-то время старый Завоеватель, видимо, пытался установить, не темнеет ли у него от пьянства в глазах, но потом вспомнил, что видел Синяку еще раньше и с облегчением сказал, громко икнув посреди фразы:
– Опять здесь эта… образина.
Амда про себя отметила, что «образиной» юноша отнюдь не является: черты лица у него были тонкие, а синие глаза – бесстрашные и ясные.
После небольшого перерыва трубач заиграл снова, то и дело давая «петуха». Амда легко вскочила на стол, смахнув подолом длинного платья кувшин с вином. Вино потекло Бракелю на колени, но он этого не заметил.
Синяка взял девушку за талию и снял со стола. Теперь, когда они стояли рядом, она увидела, что Синяка выше ростом, чем казался. Она едва доставала ему до подбородка.
Улыбаясь во весь рот, она положила руки ему на плечи, и они начали отплясывать посреди комнаты. Несколько Завоевателей присоединилсь к ним, прихватив из-за стола местных потаскушек.
Желтые блестящие косы Амды извивались у нее на спине, как живые. Они были очень длинные, и каждая затянута шнуром с медными пластинами и кольцами, свисавшими с косы гирляндой. Два медных полумесяца качались у ее висков. Талия девушки под ладонями Синяки была теплая и гибкая.
Вскоре им пришлось прекратить танец и прижаться к стене. Главенствующее место в комнате занял Норг, который, разогнав всех по углам, самозабвенно исполнял какую-то воинственную пляску собственного изобретения.
Синяка и Амда переглянулись и прыснули.
– А он славный, – заявила Амда.
У нее не хватало одного зуба, и оттого улыбка становилась особенно трогательной. Как будто она была совсем маленькой девочкой, у которой только-только стали меняться зубы.
– Кто спорит, конечно, славный, – согласился Синяка.
Неожиданно музыка смолкла. Все взгляды обратились в сторону музыканта. Синяка даже подумал было,
