– Бесись, кузнец, – сказал, наконец, колдун. – Рычи! Ты можешь сгрызть свою наковальню, но мальчишка – мой.
– Синяка… – прошептал кузнец умоляюще.
На мгновение Синяка прикрыл глаза, а когда он снова поднял ресницы, взгляд его был уже совсем другим.
– Довольно, – сказал он Алагу. – Твое властолюбие, колдун, становится чересчур назойливым. Слушай меня. Я забираю у тебя твою силу. Ты загадил вокруг себя все, к чему прикасался. Пора тебя остановить.
Алаг корчился, ерзал, но молчал, не сводя с оборванца злобного взгляда.
– Подними руки, поверни их ко мне ладонями, – велел Синяка. – И не шевелись, Алаг. Ты больше не колдун.
Подчиняясь явно против своей воли, Алаг замер, держа руки на уровне груди. Синяка выпрямился. Он ощутил, как сила колдуна – и немалая – потекла к нему из раскрытых ладоней, которые беспомощно вздрагивали, но не могли сомкнуться. Она вливалась в Безымянного Мага, словно яд, она обжигала, как кислота, темная, загрязненная завистью и жаждой власти, – эти чувства были настолько сильны, что почти не оставляли места корыстолюбию.
Силы Алага мутным, нечистым потоком захлестывали Синяку, и он начал задыхаться. Это было все равно, что пить помои. В ушах нарастал бешеный звон. Пол качался у него под ногами, и Синяка ухватился за притолоку. И тут его стошнило.
Когда он обтер лицо ладонью (в надежде потом повозить руки в траве, чтобы отбить запах) и смущенно огляделся по сторонам, то увидел, что Алаг лежит в неловкой позе, скребет по полу пальцами и тяжело дышит раскрытым ртом, а по бороде у него течет слюна. Он был теперь просто стариком, неопрятным и жалким. Аэйт в страхе смотрел на него.
Синяка опустил ресницы и прислушался к себе. Нельзя дать силам Алага разбрестись по его душе. Он стал осторожно собирать их в комок. Проклятый колдун накопил столько дряни, что Синяке было страшновато выбрасывать ее в мир. Но он надеялся на то, что дрянь рассеется и будет не столь опасна, как теперь, когда она сконцентрирована в одном человеке. Он скатал ее в шар и осторожно оттолкнул от себя сгусток энергии.
Светящийся желтоватый шар, нечто вроде молнии, ушел ввысь и там взорвался, рассеивая силы Алага по ветру.
Синяка перевел дыхание. Вот теперь действительно все кончено.
– Дай мне какую-нибудь тряпку, Эоган, – сказал он виновато. – Я уберу…
– Не беспокойся, – тут же отозвался Эоган. И медленно добавил: – Сожрать Алага, не поперхнувшись, – такое не под силу даже богу…
– Я не бог, – сказал Синяка, уловив настороженность во взгляде кузнеца.
Он взял Аэйта за руку и вывел на дорогу.
– Синяка, – шепотом сказал Аэйт, – а это действительно ты?
…«И не обижай Пузана», – велел Синяка перед тем, как уйти в деревню. Такое распоряжение легче отдать, чем исполнить. Мела неприязненно посмотрел на безмятежно сопевшее чудовище. Комар наливался рубиновым светом, примостившись у великана за ухом, но Пузану это вовсе не мешало. Спал себе и спал.
Однако спал он, как выяснилось, не так уж крепко, и если комар его не особенно беспокоил, то сказать того же о злом и пристальном взгляде Мелы было нельзя. Великан приоткрыл один глаз и прогудел:
– Мела, успокойся. Ежели господин Синяка сказали, что приведут ребенка из плена, то они так и сделают. Они с Торфинном совладали, очень даже просто, а они тогда были совсем молодые. Во.
И снова захрапел.
Мела подумал немного над этой краткой речью, которая, несомненно, была проявлением великаньей чуткости, и сел спиной к чудищу, подставляя лицо свету восходящего солнца. Мела был дикарем и мог, как животное, ждать долго и терпеливо. Прошло никак не меньше пяти часов после рассвета, и Мела впервые насторожился: ему почудились шаги в лесу. Он легко поднялся и скользнул в заросли. Пестрая зелень, пронизанная светом, хорошо скрывала его. Он двигался бесшумно и очень быстро. Забравшись в ореховый куст, он осторожно выглянул на широкую лесную дорогу.
Зумпфы.
Он усмехнулся сам себе: а кого еще он рассчитывал встретить здесь, в часе ходьбы до их грязного логова? Они шли, перекинув свои кричаще-яркие щиты за спину, вооруженные короткими копьями и широкими короткими мечами, похожими на тесаки.
Впереди отряда Мела заметил красивого воина с волчьей шкурой на плечах. У него была осанка вождя. Щита он не носил. Тесак висел на его поясе справа, а за спиной у него был длинный меч с рукоятью в виде головы и растопыренных перепончатых лап Хозяина. Это и был Гатал.
Отряд двигался к соляному озеру. Вместе с воинами шли несколько женщин, одетых в короткие платья и ременные сандалии – такие же, что носила Фрат. В отличие от женщин народа Мела, эти не имели оружия, а волосы забирали под яркие цветные платки. Они катили небольшую тележку с колесами, сделанными из круглых спилов дерева, без спиц. С тележки свешивались пустые холщовые мешки.
Одна из них остановилась возле орехового куста. Мела замер. Сперва он подумал, что женщина заметила его и хочет убедиться в том, что ей не почудилось. Но ведь зумпфы не наделены даром видеть скрытое – это пришло ему на ум в следующее мгновение. Он не шевельнулся, когда женщина протянула руку прямо у него над плечом и стала срывать орехи. К ней подошла другая.
– Зачем тебе, Хариона? – сказала она. – Они же зеленые.
Но и сама сорвала несколько.
