– Почему же она еще здесь?
Синяка боялся услышать в ответ: «Она уходит сегодня» или что-нибудь в том же роде. Но маленькая колдунья спокойно сказала:
– Потому что я не позволила.
– Да благословит тебя за это ясная Ран, Асантао, – пробормотал Пузан. Нос его постепенно разбухал от собиравшихся слез.
Но Синяку беспокоил еще один вопрос.
– Как встретил ваш вождь Аэйта и Мелу?
Теплые карие глаза колдуньи стали еще печальнее.
– Разве ты не знаешь, чужой человек, что Аэйт погиб в плену, а Мела бесследно сгинул за краем жизни?
Посеревшими от внезапно накатившей бледности губами Синяка прошептал:
– Они что, не вернулись?
– Нет, – сказала Асантао. – Они не вернулись.
Несколько секунд Синяка смотрел вверх, на проплывающие над головой тихие облака. Потом перевел дыхание.
– Я попробую найти их, – сказал он. – Прощай, Асантао.
В кристалле заклубился туман, и маленькая колдунья исчезла.
– Как вы будете их искать? – поинтересовался Пузан, все еще всхлипывая.
– Настрою кристалл не на местность, а на человека, – ответил Синяка. – На Аэйта, если быть точнее. Мальчишка видит не хуже, чем сама Асантао. А может быть, и лучше.
Пузан придвинулся ближе, и оба уткнулись в кристалл. Туман становился то гуще, то реже, он менял цвета, вспыхивал и угасал, но так и не рассеялся. Наконец, Синяка растянулся на траве, заложив руки за голову. Кристалл скатился с его колен, упал на землю и погас.
Великан поднял магический камень и повертел его в пальцах.
– Это… чего это, господин Синяка? – спросил он, недоумевая. – Они что… умерли?
– Нет, – медленно ответил Синяка. – Если бы они умерли, мы увидели бы их тела или могилу. – Он сел и посмотрел ошеломленному великану в глаза. – Их нет в нашем мире.
Стараясь ни о чем не думать, братья развели костер поближе к полосе травы на берегу и улеглись, прижавшись друг к другу. Мела почти мгновенно заснул, а Аэйта начали терзать тревоги. Не нравилось ему здесь. Все вокруг было чужое, странно искаженное. Долгий закат горел, но не угасал. Солнце и луна, помедлив, незаметно поменялись местами. Тлеющая полоса на небе сместилась к востоку. Ночь так и не наступила.
Аэйт даже не понял, удалось ли ему поспать. Когда он открыл глаза, то увидел неподвижно сидящую на камне фигуру. Некто пристроился возле их костерка, закрыв глаза, словно в трансе, и не шевелясь, точно неживой. Однако Аэйт хорошо чувствовал, что этот некто был очень даже живой. И непонятный. А значит, мог таить в себе опасность.
Сквозь ресницы Аэйт потихоньку разглядывал пришельца. Ростом он был даже немного ниже, чем невысокие морасты. Кожа лица и сложенных на коленях рук была красновато-коричневой, из-под желтого капюшона свисала прядь огненных волос. Луч восходящего солнца пылал в них, и казалось, что существо вот-вот загорится. У него был широкий нос, рот до ушей, не улыбающийся, а недовольно сжатый, короткие светлые ресницы. От его безмолвной неподвижности делалось жутко.
– Эй, – громким шепотом окликнул его Аэйт, – ты кто?
Существо не шевельнулось.
– Кто ты? – повторил Аэйт погромче, однако так, чтобы не разбудить Мелу.
Существо шевельнулось, но по-прежнему молчало. Аэйту внезапно показалось, что сейчас оно оскалит кровавые клыки или сделает что-нибудь очень страшное. И уже не думая об усталом брате, юноша закричал во все горло:
– Кто ты? Кто?
Оно открыло глаза. Медленно, с неохотой. Глаза оказались круглые, бледно-голубые. Над ними двумя полукружиями выделялись на коричневой коже светлые брови. Скрипучим голосом оно произнесло:
– Кари.
И вновь погрузилось в молчание.
Мела тяжело вздохнул, разбуженный криком, уперся ладонями в песок и сел. Искоса глянув на странное явление, протянул руку к мечу. Нападать первым Мела не собирался, но с оружием чувствовал себя спокойнее.
Постукивая зубами, Аэйт спросил:
– Что значит «Кари», а? Ты кто?
Еще более скрипучим голосом Кари процедил сквозь зубы:
– Хэн.
Мела встал. Несмотря на все свое самообладание, он побледнел так, что на его лице внезапно проступили веснушки – обычно едва заметные, не то что у Аэйта.
