— Да не подруги-то, небось, и были, — со знанием дела кивнул Авденаго.
— Подруги как подруги… Но Евтихий… Он совсем другой. А ты убил его.
— Я его не убивал, Деянира. Это он пытался меня прибить. Отдай мне палку, и я попробую отыскать его.
— Где?
— Там, где он сейчас. Я действительно понятия не имею, что это за место. Вряд ли что-то хорошее. Любая вещь, созданная Джуричем Мораном, — это ловушка.
— О чем ты говоришь? — медленно произнесла девушка.
— О палке, которую я вытащил из гробницы. Ее создал Джурич Моран, если ты когда-либо слышала о таком…
С Деянирой творилось что-то странное. Она то краснела, то бледнела. Пару раз она порывалась что- то сказать, но в последнее мгновение, передумав, закусывала губу и отворачивалась. Потом вскочила и выбежала из кухни.
Авденаго растянулся на полу, поглаживая себе живот. «В самом деле, — думал он, — что они кладут в эту идиотскую колбасу? Такой штукой в самом деле не только человека — тролля убить можно»…
Лошадь, которую Авденаго забрал у стражников, слушалась поначалу плохо. Авденаго, не слишком-то умелый наездник, промучился с ней целых два дня, потом она все-таки присмирела.
Охрана городских ворот Гоэбихона была по большей части чистой формальностью. Городу ничего не угрожало, приезжие появлялись там редко. Пошлину брали не на входе, а на выходе — еще один из обычаев Гоэбихона.
Когда Авденаго появился возле ворот, путь ему преградили скрещенные копья в руках городской стражи.
— В чем дело? — возмутился Авденаго. — Я свободный человек и желаю покинуть ваш убогий городишко. Ничего хорошего я тут не увидел. Между прочим, здесь меня прямо на улице ножом в грудь ударили, вот сюда… — Он показал, куда. — А городские власти даже не сделали вид, что пытаются поймать преступника.
— Городские власти спасли тебя от смерти, — возразил начальник караула. — Хотя лично я считаю, что твоя жизнь не стоит и десяти голов!
Авденаго не стал тратить время на разговоры. За время, проведенное в Гоэбихоне, он успел понять: здешние жители упрямы, привержены своим традициям, ненавидят чужаков и глухи к доводам рассудка.
Джурич Моран научил Авденаго с пренебрежением относиться к деньгам, а жизнь рядом с Нитирэном показала, что истинный тролль с легкостью обходится вообще без денег. Поэтому Авденаго замахнулся палкой, о которую опирался, как на трость, и ударил стражника по голове. Тот никак не ожидал нападения.
Исчезновение Евтихия осталось для Авденаго своего рода тайной: молодой человек не успел уследить за происходящим. У него самого темнело тогда в глазах от боли и голода.
Со стражником получилось иначе. На сей раз Авденаго видел все.
И больше всего это напоминало мгновенную смену кадра при монтаже: только что перед чужаком стоял улыбающийся, уверенный в себе солдат в кирасе с городским гербом — и вот уже ничего нет. Пустое место. Хлоп — и все.
Ни капелюшечки крови — а ведь бил Авденаго, не сдерживая руки и прямо по голове! Ни малейшего следа, даже кусок пирога, завернутый в платочек, который стражник держал в руке и наверняка должен был выронить, — даже это пропало.
Не дав другим опомниться и задержать его, Авденаго побежал. Он выскочил из ворот и только тогда обернулся. Стражники гнались за ним, издалека размахивая копьями. Они еще не вполне поняли, что, собственно, тут творится. Видели: чужак набросился на одного из них, потом вырвался, попытался ускользнуть.
Авденаго погрозил им своей палкой и, сильно хромая, двинулся вперед.
Сначала он решил было, что отделался от своих недругов, что они поняли наконец — с Авденаго шутки плохи, — и решили оставить его в покое. Но затем он услыхал за спиной стук копыт: его преследовал всадник.
Авденаго развернулся к нему лицом, поднял палку и стал ждать.
Солдат догонял его, даже не потрудившись вытащить из ножен меч. Очевидно, знал, что чужак ранен; стало быть, довольно будет толкнуть его конем, сбить с ног — и можно уже вязать и тащить обратно в город.
Авденаго наставил палку на всадника так, словно был шотландским пехотинцем из «Храброго сердца». Удачный приемчик. Жаль, палка коротковата, но тут уж ничего не поделаешь. Главное — попасть в стражника и ткнуть его как следует, а там уж остается полагаться на искусство Джурича Морана. В первые два раза, вроде как, не подвело, не подведет авось и в третий.
Удар при столкновении был так силен, что Авденаго завопил. Он отлетел в сторону шагов на пять, грохнулся спиной о землю. Из раны потекла кровь, перед глазами все дьявольски завертелось.
«Странная штука — боль, — подумал Авденаго. — Это целая вселенная, в которой нет ничего, кроме боли…»
И едва лишь первая мысль мелькнула у него в голове, как вслед за ней пришла и вторая: «Стало быть, я не потерял еще сознания».
Лошадь подтолкнула его мордой. Любопытная скотина. Авденаго открыл глаза. Совсем близко от его лица моргал удивленное, потрясающе красивое лошадиное око. Авденаго потянулся руками к лошадиной гриве. Животное восприняло этот жест так, будто человек намеревался угостить его, и вместо гривы Авденаго ощутил под пальцами мягкие ищущие губы. Не веря собственному разочарованию, лошадь несколько раз прожевала воздух над ладонью человека. Ничего.
Авденаго все-таки встал. Лошадь с интересом наблюдала за ним. Она не собиралась ему помогать, но и удирать в ее планы явно не входило.
Он подобрал палку, сунул ее за пояс. Оказалось — неудобно. Взял в зубы, едва не вывихнул себе челюсть.
В конце концов он просто зажал ее в кулаке, как дротик, и попробовал взгромоздиться в седло. С десятой попытки ему это удалось. Впрочем, он не считал. Может быть, попыток было и больше.
Когда из города выслали в погоню еще одного всадника, Авденаго уже и след простыл.
Глава пятнадцатая
Геранн неподвижно сидел в седле и ждал. Он знал, что Нитирэн не начнет сражения, не предложив условий сдачи. Сдаваться Геранн, естественно, не собирался, но ему хотелось оттянуть время атаки троллей, оценить силы врага, прикинуть — нельзя ли применить какую-нибудь хитрость. Жаль, он слишком мало знает о верхушке нынешней троллиной аристократии. Там наверняка кипят страсти: зависть, ревность, стремление вырваться наверх, выслужиться. На этом можно было бы сыграть. Только теперь уже нет времени. Но посмотреть на них все-таки стоит.
Бок о бок с Геранном ждала Ингильвар. На ней были короткая туника ярко-красного цвета и огромный плащ, подбитый белоснежным мехом. Ноги Ингильвар оставались босыми — в знак того, что она не намерена покидать седло.
Только они двое.
Перед ними расстилалась пустота.
Это длилось минуту, и две, и десять. Затем послышался гул, ровный, отдаленный. Он как будто тянулся во времени, не приближаясь и не удаляясь, но постепенно весь мир наполнился этим звуком, и не осталось места ни для чего иного.
И вот тогда из-за горизонта показались острия копий с бунчуками и шлемы.
