— Да и хрен с ними.
Проверка явилась после обеда. Вошла зачуханная тетя. Дальше все покатило по наезженному сценарию. Щит и огнетушитель услужливо бросились тете в глаза. Тетя сразу отметила, что обшивка рабочих помещений не соответствует. Сигизмунд и сам знал, что не соответствует. Для того и закупался бренди.
В принципе, клятая деревянная обшивка была постоянным ключевым моментом пожарных проверок. Ее требовалось сменить.
Постучав авторучкой по обшивке, тетя спросила, за какой стол лучше сесть. Ей отодвинули стул. Она уселась, вынула бумаги, разложилась. Начала составлять акт.
Мурлыча и сочась елеем, Сигизмунд завел сладкие речи о том, какой дружный коллектив собрался под крышей “Морены”. И как этот дружный коллектив хочет выказать свою приязнь данной тете. Воплощением же этой приязни, так сказать, в материальной оболочке… Словом…
Перед тетей на столе деликатно стукнула упакованная в коробку длинная бутылка бренди…
Тетя последовательно посмотрела на бутылку, на Сигизмунда, на обшивку. Подумала немного. Потом была порождена бумага. В соответствии с бумагой пожарная инспекция предлагала, а фирма “Морена” охотно соглашалась произвести замену обшивки в соответствии с нормами пожарной безопасности. Что было скреплено подписями высоких сторон.
Срок замены обшивки не был определен. Он был определен как “приемлемый”: “в приемлемые сроки”.
После этого тетю с ритуальными поклонами и приплясываниями проводили к выходу. Федор открыл перед ней дверь. Потом деликатно притворил и показал Сигизмунду большой палец.
Акт отправился в архивную папку. К своим собратьям.
Из офиса Сигизмунд вышел поздно, но поехал не домой. Рано еще домой ехать. Денег оставалось шесть тысяч. Благородство — это, конечно, хорошо. Все правильно. Начальник и должен брать огонь на себя. Капитан последним покидает… Теперь главное подобрать слова. Но подходящие слова приходили на ум только по отношению к фитоцентру, устроившему пожар. Для другого слов просто не находилось.
Пользуясь тем, что в машине больше никого не было, Сигизмунд произнес вслух все те слова, которые ему хотелось. Злобно рычал, ворчал, гримасничал, мысленно рвал на части — словом, вел себя преувеличенно.
А дома, между прочим, шаром покати. Девкины запасы иссякали. И денег нет. И занять не у кого. Вообще этот Новый Год оказался каким-то чересчур разорительным. До получки еще почти десять дней…
Стоп. Десять дней… А Рождество у нас когда было?
Рождество у нас было седьмого. Сегодня пятнадцатое… О Господи! Тетю Аню с днем рождения не поздравил. Восьмого. А сегодня пятнадцатое. И звонить уже поздно.
Забыл. И не объяснить же — не поверят. “Тетя Аня! Я забыл, что у вас день рождения. Вот. Хочу поздравить. С чем? Да нет, не с тем, что забыл. С днем рождения, конечно. Ну почему же. Вовсе нет. Вы для меня кое-что значите. То есть, я хочу сказать…” Бряк. Трубка вешается. И правильно.
Нет, не так. “Дорогая тетя Аня, поздравляю вас с… Как — какое число? Восьмое, конечно… Как — пятнадцатое?..”
Не поверит.
Впереди черной клубящейся массой показалась трамвайная остановка. Народу скопилось — видимо- невидимо. Издалека — а тем более с высоты птичьего полета — похоже на роение пчел.
Сигизмунд сбросил скорость. Поехал нарочито медленно. Потасканная “единичка” разве что бедрами не вихляла.
Увы. Все на остановке стояли такие же нищие, угрюмые и озлобленные.
Сигизмунд дал газ и повернул в сторону “Балтийской”. Там сейчас хор-рошие перебои с транспортом.
У “Балтийской” (в просторечии — у “Болта”) сели сразу трое. Один здоровенный, в кожаной куртке, с бритым затылком, но не “бык” — работяга. Второй сухощавый и на вид двужильный. От обоих сладко и крепко несло пивом. Между ними висел третий, лыка не вязавший.
Сигизмунд остановился.
— На Кантемировскую, шеф, отвези? — попросил сухощавый.
Сигизмунд с сомнением оглядел пьяненького.
— Салон не облюет?
— Не, он жадный. В себе держит, — хохотнул крепыш. — Ни разу не упустил.
— Ладно, грузите.
Мужички закинули пьяненького. Крепыш сел сзади, рядом с товарищем, сухощавый деловито устроился рядом с Сигизмундом. Откуда-то в его руке появилась початая бутылка “Балтики”.
— Хошь? — сунул он Сигизмунду.
Тот мельком глянул.
— За рулем.
— Как хошь.
Хлопнула дверца.
— Пристегнись, — мельком сказал Сигизмунд.
Сухощавый пристегнулся. Прильнул к бутылке. Вдруг пьяненький за спиной у Сигизмунда ожил.
— Мужики! — возопил он. — Куда едем?
— Сиди! — крикнул крепыш. — На работу едем.
— К-куда? — искренне испугался пьяный.
— На восьмой причал, куда.
— Не-ет, точно? На п-причал? А почему…
— Смена началась. Опоздали, к тому же.
— Какая смена, мужики? Выходные же завтра…
— Ты че, не проспался? Утро сейчас, видишь? Скоро рассветет. В первую смену нам…
Докеры. Едут с последней смены, перед выходными. Шуткуют.
Пьяный их собрат разволновался почти до слез. Стал дверцу дергать, просить, чтобы выпустили. Не хотел на восьмой причал. Сухогруз там какой-то его страшил.
— Мужики! Вы че, правда?
— Сиди спокойно, парень. Завтра суббота, — сказал Сигизмунд, не оборачиваясь.
В зеркальце он увидел укоризенный взгляд крепыша.
Сухощавый хмыкнул.
— Кайф парню поломал.
— Как в порту дела? — спросил Сигизмунд.
— Платят…
— Повысили тариф?
— С Нового Года.
— Хорошо живете.
— Есть порт — есть Петербург. Нет порта — город задыхается… Известное дело.
— А вы же, вроде, разорились, обанкротились или как?..
— Это, друг, Пароходство обанкротилось. Не фиг было крутых из себя корчить. А нам ихнее банкротство по барабану… Хотя по акциям в том году не выплатили, все на развитие производства пустили…
Мужики заговорили между собой. Закурили исключительно едкие папироски. Отдыхать ехали.
На Кантемировской сгрузили пьяного. Сухощавый ждал в машине, крепыш потащил пьяного в подъезд. Сухощавый проводил его глазами. Попросил Сигизмунда подождать:
— Сейчас выйдет…
