О, счастливица!

Когда рептилии уже сохли, Триш ворвалась в дом с криком:

– Четыреста двадцать долларов!

Брови Деменсио затанцевали – чума, а не посещение!

– Они просто влюблены в этого малого, – сказала жена.

– В Синклера? Моя теория? Скорее в апостолов.

– Милый, во все сразу. Он, плачущая Мария, черепахи… Каждый находит свое.

Так оно и было – Деменсио никогда не видел настолько очарованной группы паломников.

– Только подумай, – сказала Триш, – сколько мы сможем собрать вчистую – за рождественскую-то неделю. Когда, говоришь, Джолейн возвращается?

– Когда угодно. – Деменсио начал закручивать бутылочки с краской.

– Она же сможет одолжить нам черепах на праздники!

Надо сказать, у Триш была гигантская вера в человечество.

– Одолжить или сдать в аренду? – спросил Деменсио. – А если и так, с ним-то что делать?

– С Синклером?

– Долго он в этих покрывалах не протянет. Завтра того и гляди начнет демонстрировать член старым леди.

– Пойди и поговори с ним, – сказала Триш.

Деменсио напомнил, что почти не понимает того, что вещает Синклер.

– У него язык будто с катушек слетел.

– Ну, зато мистер Доминик Амадор, похоже, никаких трудностей в общении не испытывает. – Триш стояла у окна во двор, раздвинув занавески, чтобы видеть святилище.

Деменсио подскочил:

– Сукин сын!

Он заторопился наружу и прогнал Доминика из своих владений. Отступая, человек со стигматами впопыхах отбросил костыли, Деменсио схватил их и разбил на куски о бетонную опору линии электропередач. Деменсио хотел, чтобы эта вспышка ярости послужила предупреждением. Он пристально посмотрел на отдаленную живую изгородь из фикусов, за которой исчез Доминик Амадор, надеясь, что надоедливый мошенник все видел.

И предостерег Синклера:

– Этот парень – нехороший.

Синклер восседал в позе Будды среди апостольских черепах. Белая простыня на нем измялась, запачкалась и была испещрена крошечными грязными тропками.

Деменсио спросил:

– Чего хотел этот засранец? Просил тебя работать с ним?

Лицо Синклера было загадочным и отсутствующим – точное отражение его умственного состояния.

– Он показывал тебе свои руки? – не отступался Деменсио.

– Да. И ноги, – сказал Синклер.

– Ха! Так вот тебе диагноз – он это сделал сам! Кровавые раны и все такое. Этот Доминик – лживый сукин сын. – Деменсио полагал, что может говорить свободно – ведь туристы уехали. – Будет тебя снова доставать – скажи мне, – велел он.

– Нет, все в порядке, – ответил Синклер, что было чистой правдой. Он никогда не ощущал такого духовного умиротворения. Наблюдать за облаками – все равно что плыть: в прохладе, невесомо, освободившись от земного бремени. Не считая перерывов на лимонад, Синклер за весь день едва ли шевелил хоть мускулом. А в это время черепахи исследовали его – вверх по руке, вниз по ноге, взад и вперед по груди. Марш миниатюрных коготков щекотал и успокаивал Синклера. Одна из черепашек – не Симон ли? – взобралась по крутому откосу Синклерова черепа и устроилась на его широком гладком лбу, где довольно грелась часами. Это ощущение ввергло Синклера в почти дзэнский транс – он развалился среди крохотных созданий, как Гулливер, только без веревок. Сокрушительное чувство вины за то, что отправил Тома Кроума на смерть, испарилось, точно сизый туман. Буйный отдел новостей «Реджистера» и работа, к которой Синклер когда-то так серьезно относился, отступили в смутные воспоминания, которые являлись ему бессвязными какофоническими вспышками. Время от времени все когда-либо сочиненные заголовки прокручивались в его сознании один за другим, как демонический тикер Доу-Джонса, вынуждая Синклера выпевать аллитеративные йодли. Он догадывался, что эти извержения означают – он навсегда покончил с ежедневной журналистикой; сие откровение немалым образом содействовало его безмятежности.

Деменсио бросил костыль, чтобы получше установить зрительный контакт с мечтательным черепахолюбом.

– Тебе принести что-нибудь? Газировки? Полбутерброда?

– Не-а, – сказал Синклер.

– Хочешь остаться на ужин? Триш готовит свой ангельский бисквит на десерт.

– Конечно, – сказал Синклер. Он слишком хотел спать, чтобы добраться до дома Родди и Джоан.

– Переночуй у нас, если хочешь. В свободной комнате есть кушетка, – предложил Деменсио. – И полно