— Библиотекарь говорит, с ней надо осторожно обращаться, Хозяин. Очень хрупкая, говорит. Он говорит…
— Заткнись. Прошу прощения, госпожа. — Он вставил катушку в считывающий аппарат и стал ее просматривать. Внезапно он выпучил глаза и ткнулся вперед.
— Невероя… — Потом он забормотал:
— Удивительно! Как им такое в голову пришло! На несколько минут он, по-видимому, забыл о нашем присутствии, испуская только:
— Ошеломительно! Фантастика! — и прочие восклицания в таком же роде.
Я тронул его за локоть.
— Мы торопимся.
— А? Да, да, милорд Герой Гордон, миледи. Он с неохотой отодвинулся от сканера, сложил ладони и сказал:
— Вы попали, куда надо. Ни один распространитель слухов во всей Невии не смог бы осилить проект такого размаха. Теперь о том, что я думаю, — это просто грубые наметки, так, прямо из головы, — для шествия нам придется созвать людей со всей округи, хотя в шариварии [64] мы могли бы обойтись просто населением деревни. Если вам угодно, чтобы все было скромно, в соответствии с вашей репутацией благородной простоты — скажем на шествие и две положенных ночи для шаривари с гарантируемым уровнем шума в…
— Стойте…
— Милорд? Я не получу от этого никакой выгоды; это будет произведение искусства, труд из любви к вам — одни издержки плюс самую малость на мои накладные расходы. Да еще моя профессия подсказывает мне, что самоанский предварительный обряд был бы искренне, душевнее что ли, чем необязательный зулусский ритуал. Для придания оттенка комедийности — без дополнительной оплаты — одна из моих конторских служащих как раз к случаю находится на седьмом месяце, она бы с радостью согласилась пробежать по проходу и прервать церемонию — и еще, конечно же, возникает вопрос о свидетелях осуществления брачного соглашения. Сколько их для каждого из вас? Но это не обязательно решать на этой неделе; сначала мы должны подумать об украшении улиц и…
Я взял ее за руку.
— Мы уходим.
— Да, милорд, — согласилась Стар.
Он погнался за нами, крича о нарушенных контрактах. Я положил руку на саблю и вынул на обозрение дюймов шесть лезвия его кряканье прекратилось.
Руфо, судя по виду, совсем справился с припадком безумия; он приветствовал нас учтиво, даже сердечно. Мы взобрались в седла, и тронулись, и уже отъехали на юг с милю, когда я сказал:
— Стар, дорогая…
— Милорд любовь?
— Этот «прыжок через саблю» — это в самом деле брачный ритуал?
— Очень древний к тому же, дорогой мой. Думаю, что он относится ко времени крестовых походов.
— Я придумал осовременненный вариант: «Прыгайте, жулик с принцессой, во всю прыть. Моей женой должна ты вечно быть!»… тебе такое бы понравилось?
— Да, да.
— А ты вместо второй строчки скажи: «Твоей женой хочу я вечно быть». Все ясно?
Стар порывисто вздохнула.
— Да, любовь моя!
Мы оставили Руфо у длиннолошадей, ничего не объясняя, и взобрались на покрытый лесом пригорок. Невия сплошь прекрасна, ни единая жестянка пива или грязная салфетка не замарала ее равную Эдему прелесть, но здесь мы нашли прямо-таки храм природы, гладкую травянистую лужайку, окруженную изогнувшимися деревьями, заколдованное святилище.
Я вытащил саблю и посмотрел вдоль лезвия, наслаждаясь ее великолепной балансировкой, снова отметив в то же время чуть волнистую поверхность, обработанную легкими как перышко ударами молотка какого-то мастера-оружейника. Я подкинул ее в воздух и перехватил за forte.
— Прочти-ка девиз, Стар. Она прошла по нему взглядом.
— «Дум вивимус, вивамус!» — «Пока живы, будем ЖИТЬ!» Да, любовь моя, да!
Она поцеловала ее и передала обратно; я уложил ее на землю.
— Помнишь свои строки? — спросил я.
— Навеки в моем сердце. Я взял ее руку в свою.
— Прыгай выше. Раз… два… три!
ГЛАВА XII
КОГДА я свел мою невесту вниз с этого благословенного холма, обняв ее рукой за талию, Руфо помог нам усесться в седла без комментариев. Однако вряд ли он мог пропустить мимо ушей, что Стар теперь обращалась ко мне: «Милорд муж». Он взобрался в седло и пристроился за нами, на почтительном расстоянии, вне слышимости.
Мы ехали рука в руке по меньшей мере с час. Когда бы я на нее ни поглядел, она улыбалась; когда она перехватывала мой взгляд, из улыбки вырастали ямочки. Раз я спросил:
— Когда нам придется начинать наблюдение?
— Как только свернем с дороги, милорд муж. На этом мы продержались еще с милю. Наконец она робко сказала:
— Милорд муж?
— Да, жена?
— Вы все еще считаете, что я «холодная и неуклюжая бабенка»?
— Ммм… — задумчиво ответил я. — «холодная» — нет, по чести я бы не сказал, что ты холодна. А вот «неуклюжая»… Ну, по сравнению с такой искусницей, как, скажем, Мьюри…
— Милорд муж!
— Да? Я говорил, что…
— Хотите, нарваться на пинок в живот? — Она прибавила: — По-американски!
— Жена… и ты бы ПНУЛА меня в живот?
Она помедлила с ответом, и голос ее был очень тих.
— Нет, милорд муж. Никогда.
— Рад это слышать. А если бы пнула, что бы случилось?
— Вы… вы отшлепали бы меня. Моей собственной шпагой. Но не вашей саблей. Пожалуйста, только не вашей саблей… муж мой.
— Да и не твоей шпагой тоже. Своей рукой. Здорово. Сначала я бы тебя отшлепал. А потом…
— А потом что? Я ей сказал.
— Только не давай мне повода. В соответствии с планами мне предстоит сражаться позднее. И в будущем не перебивай меня.
— Хорошо, милорд муж.
— Очень хорошо. А теперь давай дадим Мьюри по воображаемой шкале сто очков. По этой шкале ты бы оценивалась… Дай-ка подумать.
— Три или, может, четыре? Или даже пять?
— Тихо. Я так прикидываю, что в тысячу. Да, с тысячу плюс — минус очко. Нет с собой арифмометра.
— Ах, какой же вы злой, мой дорогой! Наклонитесь и поцелуйте меня. Вот погодите, все расскажу Мьюри.
— Мьюри ты, женушка, ничего не скажешь, или быть тебе отшлепаной. Кончай набиваться на комплименты. Ты знаешь, кто ты есть, девчонка, скачущая через сабли?
— Кто-кто?
— Моя Принцесса.
— О!
— И еще норка с подожженным хвостом, и это ты тоже знаешь.
