— А это хорошо? Я очень тщательно изучала американские выражения, но иногда я не уверена.
— Считается, что это верх всему. Просто афоризм. А сейчас лучше переключи свой ум на другое, а то рискуешь оказаться в день венчания вдовой. Значит, ты говоришь, драконы?
— Только после наступления ночи, милорд муж, и вообще-то говоря, они не драконы.
— Судя по тому, как ты их описала, разница может иметь значение лишь в сравнении с другими драконами. Восьми футов в высоту на уровне плеч, вес каждого несколько тонн, и зубы длиной в мой локоть — не хватает им только дышать пламенем.
— О, так ведь они дышат! Разве я не говорила?
Я вздохнул.
— Нет, не говорила.
— Сказать, что они ДЫШАТ огнем, было бы неточно. Это убило бы их. Они задерживают дыхание, когда испускают пламя. Горит болотный газ — метан — из пищеварительного тракта. Что-то вроде контролируемой отрыжки с гиперголическим эффектом от гормона, вырабатываемого между первым и вторым рядами зубов. Газ воспламеняется при выходе наружу.
— Чихать мне на то, как они это делают; это же огнеметы. Ну и как же я, по-твоему, должен с ними справиться?
— Я надеялась, что вы что-нибудь придумаете. Дело в том, — извиняющимся тоном добавила она, — что это в мои планы не входило, я не предполагала, что мы отправимся этим путем.
— Да-а… Жена, давай-ка вернемся в ту деревеньку. Организуем соревнование с нашим другом, распространителем слухов, держу пари, что мы могли бы переговорить его.
— Милорд муж!
— А, ладно. Если тебе нужно, чтоб я убивал драконов по средам и субботам, я буду под рукой. Этот загорающийся метан — они выбрасывают его с обеих сторон?
— Ой, только спереди. Как это можно — с обеих?
— Запросто. Увидишь в модели будущего года. А сейчас тише; я обдумываю тактику. Мне будет нужен Руфо. Полагаю, ему случалось раньше убивать драконов?
— Мне неизвестно ни одного случая, когда люди убили хотя бы одного, милорд муж.
— Вот как? Принцесса моя, я польщен той уверенностью, которую ты ко мне питаешь. Или это отчаяние? Не отвечай, мне не хочется знать. Помолчи и дай мне подумать.
На подходах к следующей ферме Руфо был послан вперед, чтобы устроить возвращение длиннолошадей. Они были нашими — подарок Доральца, но приходилось отсылать их домой, ибо они не могли существовать там, куда мы направлялись — Мьюри пообещала мне, что будет присматривать за Арс Лонга и прогуливать ее. Руфо вернулся с каким-то мужланом верхом на здоровенной упряжной лошади без седла. Он легко ерзал по спине между второй и третьей парами ног, чтобы не натереть спину животному, а правил с помощью голоса.
Когда мы слезли с лошадей, достали луки и колчаны и уже собирались топать, подошел Руфо.
— Босс, тут Навозноногий жаждет встретиться с Героем и при коснуться к его оружию. Отшить его?
Звание суть в долге его, равно как и в преимуществах.
— Веди сюда.
Парнишка-переросток с пушком на нижней челюсти, приблизился, сгорая от нетерпения и путаясь в собственных ногах, потом отвесил поклон столь замысловатый, что чуть не упал.
— Разогнись, сынок, — сказал я. — Тебя как зовут?
— Мопс, милорд Герой, — фальцетом ответил он. Сойдет и «Мопс». Смысл его по-невиански был так же коряв, как шутки Джоко.
— Достойное имя. Кем же ты хочешь быть, когда подрастешь?
— Героем, милорд! Как вы.
Хотелось мне порассказать ему о камушках на Дороге Славы. Ну, он их и сам найдет достаточно быстро, если когда-нибудь по ней отправится, и, может, не обратит внимания, может, повернет назад и выбросит это дурацкое занятие из головы. Я одобряюще покивал и заверил его, что в делах Героев для мужественного парня всегда найдется местечко наверху, что, мол, чем ниже начинаешь, тем больше Слава… так чтобы вкалывал крепко, учился изо всех сил и поджидал случая. Чтоб был настороже, но всегда отвечал незнакомым дамам; на его долю выпадут приключения. Потом я позволил ему коснуться своей сабли, но в руки взять не дал. Вива мус — МОЯ; я бы скорее поделился зубной щеткой.
Однажды, когда я был юн, меня представили какому-то конгрессмену. Он навешал мне той же самой отеческой лапши, которой я подражал теперь. Это как молитва — худого не будет, а хорошего, может, что и сделает; я обнаружил, что говорю это вполне искренне, как, без сомнения, и тот конгрессмен. Нет, какой-то вред, может, и выйдет, ибо молодец вполне может оказаться убитым на первой миле Дороги. Но это лучше, чем сидеть в старости у огонька, беззубо причмокивая и перебирая неиспользованные шансы и упущенных девчонок. Что, не так?
Я решил, что случай этот представляется Мопсу столь важным, что он должен быть как-то отмечен, поэтому я порылся в кошеле у пояса и нашел четверть доллара.
— А дальше-то как тебя зовут, Мопс?
— Просто Мопс, милорд. Из дома Лердки, само собой.
— Теперь у тебя будет три имени, ибо я вручаю тебе одно из своих.
У меня было одно ненужное; Оскар Гордон было мне вполне по душе. Не «Блеск»: я этого прозвища никогда не признавал. И не армейское мое прозвище; его я не написал бы и на стенке в туалете. А пожертвовать я решил кличкой «Спок». Я всегда подписывался «С. П. Гордон» вместо полного «Сирил Поль Гордон», и в школе мое имя из «Сирил Поль» превратилось в «Спок» из-за моей манеры преодолевать полосы препятствий — я никогда не бежал быстрее и не маневрировал больше того, чем требовали обстоятельства.
— Властью, которой облек меня Штаб Группы Войск Армии Соединенных Штатов в Юго-Восточной Азии, я, Герой Оскар, постановляю, что отныне да будешь ты известен как Лердки'т Мопс Спок. Будь достоин этого имени.
Я отдал ему свой четвертак и показал на Джорджа Вашингтона на лицевой стороне.
— Вот это — прародитель моего дома, герой, высоты которого мне никогда не достичь. Он был горд и несгибаем, говорил правду и бился за правое дело, как мог, в самых безнадежных положениях. Постарайся быть похожим, на него. А вот тут, — я перевернул монету, — тут герб моего дома, дома, который основал он. Птица эта символизирует мужество, свободу и стремящиеся ввысь идеалы. — Я не стал говорить ему, что Американский Орел питается падалью, никогда не нападает на равных себе по размеру и вообще скоро вымрет — он ДЕЙСТВИТЕЛЬНО обозначает эти идеалы. Символ значит то, что в него вкладывают.
Мопс Спок отчаянно закивал, и из глаз его потекли слезы. Я не представил его своей невесте; не знал, пожелает ли она с ним встретиться. А она шагнула вперед и мягко сказала:
— Мопс Спок, помни слова милорда Героя. Храни их как зеницу ока, и они осветят тебе жизнь.
Парень упал на колени. Стар прикоснулась к его волосам и сказала:
— Встань, Лердки'т Мопс Спок. И не гни спины.
Я распрощался с Арс Лонга, наказал ей быть хорошей девочкой, и я, мол, скоро вернусь. Мопс Спок отправился обратно с караваном длиннолошадей, а мы двинулись к лесу со стрелами наготове и с Руфо в качестве глаз на затылке. Там, где мы сошли с желтой кирпичной дороги, стоял знак. В вольном переводе он означал: «ОСТАВЬ НАДЕЖДУ, ВСЯК СЮДА ВХОДЯЩИЙ».
Дословный перевод наводит на воспоминания о Йеллоустонском Парке [65]: «Осторожно — дикие животные этих лесов не приручены. Путешественникам рекомендуется не покидать дороги; останки родственникам не возвращаются».
Через какое-то время Стар сказала:
— Милорд муж…
— Что, лапушка?
Я не оглянулся на нее; я наблюдал за своей и немножко за ее сторонами, да еще наверх поглядывал, поскольку здесь нас могло накрыть сверху — что-то типа кровавых коршунов, но поменьше и целятся в глаза.
— Герой мой, вы воистину благородны и заставляете вашу жену очень гордиться вами.
