всегда с легкой долей иронии. У него похолодела спина.
— Давай я уложу тебя в постельку, — сказала жена, просовывая руку ему под локоть. Нельсон полуобернулся к столу, чтобы выключить компьютер, но Бриджит тянула его к лестнице.
— Я все сделаю, — сказала она. — Ты так много работаешь…
Нельсон, оглушенный, позволил увести себя наверх. На середине лестницы Бриджит остановилась и снова повисла на нем. Нельсон левой рукой поддерживал жену держа правую на отлете.
— Я самая счастливая женщина на земле, — прошептала она. — Я так тобой
15. CURRICULUM VITA
На следующее утро Нельсон проснулся в шесть, чтобы успеть на восьмичасовое занятие. Бриджит в постели уже не было. Со щеками, покалывающими от лосьона после бритья, он спустился вниз на аромат дорогого кофе и увидел, что жена, сияющая и подкрашенная, суетится у стола в юбке и блузке, а дочери мрачно сидят в неудобных платьицах, которые надевали только к бабушке с дедушкой. Застыв на середине неожиданно чистой гостиной, Нельсон увидел на столе фарфоровые тарелки вместо пластмассовых, одинаковые стаканы для сока вместо чашек с покемонами из «Бургер-кинг», кремовую скатерть, вазу с фруктами и тостер, про который и вообще забыл.
На мгновение он подумал, что еще спит. В те дни, когда отец семейства не выскакивал за порог с холодным магазинным пирожком, завтраки у Гумбольдтов протекали довольно энтропийно: Нельсон спускался к столу, пахнущий под мышками, втаптывая в ковер застарелые кукурузные хлопья; девочки в ночнушках или трусиках елозили на стульях и проливали молоко, Бриджит, в лоснящемся халате, встрепанная, с мешками под глазами, сидела подперши голову и жевала пережаренный хлебец.
— Девочки! Скажите папе «доброе утро»! — Бриджит, нарумяненная, с подведенными глазами застыла в дверях гостиной, снимая яркие кухонные рукавички.
— Доброе утро, папа, — сказали Клара и Абигайл.
— Знаю, ты торопишься, — объявила Бриджит, подходя к столу величаво, словно Джейн Уайетт[159], — поэтому приготовила самый простой завтрак. — Она усадила мужа на стул и склонилась к нему, положив рукавичку на плечо. — У нас есть бельгийские вафли с клубникой и сливками или, если предпочитаешь, яичница с сыром грюйер и тосты из цельнозернового хлеба.
Нельсон молча оглядел стол, избегая смотреть на дочерей. Те пялились на него во все глаза.
— А может, лучше бублик? — Глаза Бриджит блеснули заботой. — Есть простой, с яйцом, с чесноком, с луком, с чесноком и луком, с коринкой, с сухими помидорами…
— Скажи
— Бублик, — хрипло выпалил Нельсон.
— Простой, с яйцом, с чесноком, с луком?…
— Простой.
Бриджит, напевая, унеслась в кухню.
Клара устремила на отца укоризненный взгляд.
— Правда в гостиной
— Милый? — пропела Бриджит из кухни. — Намазать бублик маслом? Соленым или несоленым? Или с лососем? Или с плавленым сыром? Есть простой, чесночный, пряный, пряно-чесночный…
Нельсон вскочил из-за стола и вошел в кухню. Палец ныл. Он не стал трогать жену, просто схватил бублик с безупречно чистой разделочной доски. Бриджит вздрогнула и заморгала. На какой-то ужасный миг в ее глазах показалось подобие страха.
— Мне пора, — сказал он, отводя взгляд. — Слушай, не готовь на обед ничего сложного, ладно?
Глаза ее потеплели.
— Не буду, милый! — проворковала она, и Нельсон сбежал.
На работе он весь день пытался связаться с Витой: слал е-мейлы, позвонил на автоответчик и наговорил сообщение, прилепил на ее ежедневник самый ярко-оранжевый самоклеющийся листок с запиской. Даже сходил в телефон-автомат и оставил сообщение на автоответчике в их кабинете, а потом на каждой перемене забегал посмотреть. Однако Вита то ли не пришла, то ли от него пряталась.
Как с ней быть? Вчерашнее предложение Викторинис засело в голове и болью отдавалось в затылок, о чем бы он ни пытался думать. Правда, помнил он и миг неуверенности в ее глазах; это воспоминание отчасти затмевало боль. Что, если заняться самой Викторией? Она так явно этого боится, что у него наверняка есть шанс преуспеть. Однако даже тогда они с Витой останутся на прежних местах. Вдруг Викторинис права, и единственный шанс заполучить бессрочный контракт — это убрать Биту?
Вернувшись в кабинет после занятий, он помедлил в дверях, держа в одной руке ключ, а в другой — студенческие работы. В комнате пахло Витиным мылом. Самой ее уже не было, но записка с ежедневника исчезла. Нельсон бросил бумаги на стол, открыл буклет с расписанием и повел раскаленным пальцем по списку семинаров. Он нашел Витин — по Оскару Уайльду и тендеру — с номером аудитории. Семинар заканчивался через несколько минут, почти точно с заходом солнца.
Переход между Харбор-холлом и прилегающим лекционным корпусом был пуст, горели лампы дневного света, под ногами хлюпал нанесенный с улицы снег. Нельсон мысленно готовился к разговору. Что он скажет, когда наконец увидит Виту и коснется пальцем ее запястья? Можно разом покончить с ее карьерой, убрать ее, как Кугана. Разом избавить факультет от хлопот по ее увольнению, а Виту — от неловкости, расчистить себе дорогу.
Он поднялся по лестнице на третий этаж лекционного корпуса. Лампы мигали, то выхватывая из тьмы облицованный желтой плиткой коридор, то снова погружая его во мрак. Нельсон шел, сопровождаемый только эхом своих шагов. Может быть, ему следует коснуться Виты и сказать, чтобы она смирилась со своей… чем? Фемининностью? Маскулинностью? (Даже сейчас не удавалось думать о ней «он».) Взять ее за руку и сказать, чтобы она успокоилась, приняла себя такой, какая есть.
Однако больше всего его мучило любопытство. Кто такая Вита?
Нельсон заглянул в полуоткрытую дверь аудитории. Студенты уже ушли. За опущенными шторами в комнате было темнее, чем в коридоре; столы стояли шестиугольником, рядом теснились разномастные стулья. На столе лежали Витина сумка, блокнот и затрепанный экземпляр «De Profundis»[160]. Затаив дыхание, Нельсон услышал скрип губки по доске.
Нельсон часто гадал, какой из Виты преподаватель. На семинарах он у нее не бывал, но слышал про Витину суровость. Вечно недовольная начальством, она со студентами вела себя как строгий доктринер. Нельсон однажды видел программу, которая она раздавала на первом занятии, со списком слов — истина, красота, универсальный, книга, рассказ, автор, литературный, — которые запрещалось произносить под страхом немедленного вылета.
Интересно, пробовал ли кто? — подумал тогда Нельсон. Сегодня он рассудил, что никогда не узнает, и, войдя в аудиторию, прикрыл за собой дверь. В правом углу Вита методично вытирала доску маленькой губкой. Она чуть напряглась под его взглядом, хотя продолжала стирать мел, делая вид, будто не замечает Нельсона. Она привстала на цыпочки, чтобы дотянуться до верху, и Нельсон машинально скользнул взглядом по линии ее груди, талии, бедра и лодыжки. На Вите были обычные мешковатые брюки и бесформенный свитер; Нельсон не заметил никаких признаков пола, того или другого.
Он запер дверь. При звуке щелчка Вита неубедительно вздрогнула.
— Нельсон! — ахнула она и сжала губку двумя руками.
— Вита. — Нельсон оперся на дверь, сцепив пальцы на ручке у себя за спиной.
— Вы меня напугали. — Вита попятилась, прижимая губку к свитеру.
— Н-да? — спросил Нельсон.
Он не шевелился, но Вита продолжала пятиться.
— Я получила вашу записку. Зачем вы хотели меня видеть?