Слезы текли у Нельсона из глаз. «Будь я проклят, если попрошу пощады».
— Позвольте уточнить, — выговорил он, приплющенный щекой к доске. — Вы решили стать женщиной, потому что
Вита сильнее заломила ему руку, и Нельсон вскрикнул. Колени дрожали. Палец жег, как никогда прежде. Уголком глаза он видел Витино лицо сразу над своим вывернутым плечом. В полутьме ее глаза безумно блестели.
— Когда я была мужчиной, Нельсон, то по-мужски мыслила, по-мужски рассуждала, а как стала женщиной, то оставила мужское. Теперь вы видите меня как бы сквозь мутное стекло, гадательно, тогда же лицом к лицу. Теперь знаете вы меня отчасти, а тогда познаете, подобно как я знаю себя. А теперь пребывают сии три: раса, класс, пол; но пол из них больше[161].
Вита разжала хватку. Жар от пальца волной хлынул к плечу. Нельсон с криком рухнул на колени и ткнулся лбом в стену. Перед глазами вспыхивали искры, сердце отчаянно колотилось. Слышались Витины шаги, скрежет отодвигаемого стула, скрип туфель, когда она нагнулась поднять сумку.
Нельсон разлепил глаза и за красными кругами увидел стоящую над ним Биту. Волосы ее сбились набок, лицо раскраснелось. В глазах горел безумный огонь.
— Что, по-вашему, мне надеть в гости к Вейссману? — сказала она и сняла свитер.
Палец у Нельсона внезапно похолодел, как камень, запястье, там, где держала его Вита, еще болело. Плечо подергивало.
— Господи, я уверена, Миранда будет
— Под свитером у нее были плоская грудь и широкие мужские плечи.
— Стоит ли с ней тягаться? Или я просто выставлю себя на посмешище? Но что, если я не стану наряжаться? — Она расстегивала пуговицы на брюках. — Господи, не оскорбится ли отборочная комиссия? Что, если Антони рассчитывает увидеть меня в платье для коктейля? Будет лучше или хуже, если я оголю ноги?
Вита скинула брюки и пинком отбросила их прочь. Сквозь алые волны боли Нельсон увидел, чуть выше своих глаз, крепкие ляжки, плоский живот и лиловатый член под густыми курчавыми завитками.
— Или все только посмеются?
Вита приложила руку к щеке и склонила голову набок. Перед Нельсоном стоял хорошо сложенный, не очень мускулистый молодой мужчина с челкой и волосами до плеч. На Вите остались одни очки.
— Я не люблю, когда надо мной смеются, — пробормотала она, словно обращаясь к себе. — Мне не идет черное.
Нельсон, вскрикнув от боли, выбросил вперед правую руку, чтобы схватить Виту, разрядить вулканический палец о ее кожу, однако поймал только воздух и мучительно завалился на плечо. С полу он видел, как открылась дверь. В коридоре зашлепали босые ноги.
Нельсон со стоном встал, отпихнув Витины брюки и свитер. Шатаясь, подошел к двери и выглянул в коридор. Сердце все еще колотилось, перед глазами плыли круги.
Лампы в коридоре по-прежнему мигали, но как-то странно: каждая зажигалась, когда Вита проходила под ней, и тут же снова гасла. Вита шла, словно в луче мигающего прожектора, чеканя шаг и размахивая сумкой. Ее волосы развевались, ее член подрагивал.
У Нельсона подкосились ноги. Он схватился за косяк и услышал нечто такое, от чего боль в пальце испарилась, а по спине пробежал мороз. Он не был уверен точно, но ему показалось, что Вита Деонне смеется.
На обед Бриджит приготовила «говядину Веллингтон», картофель дофин и зеленый горошек под соусом мирепуа. Абигайл и Клара недоверчиво пялились в свои тарелки.
— Ты просил приготовить что-нибудь попроще, милый! — весело оправдывалась Бриджит.
После обеда, в подвале, Нельсон проверил почту. Карта литературной Англии над компьютером превратилась в одно влажно поблескивающее пятно, из которого выглядывали только кончик Корнуолла, Гернси и Шетландские острова.
Пришло письмо от Виктории с одним словом: «Ну?»
Нельсон побарабанил пальцами по столу. Плечо еще ныло. Справиться с Витой оказалось сложнее, чем он думал. «Мне не следует больше встречаться с ней наедине, — решил он, — лучше на людях, где-нибудь в оживленном месте».
Он поднял руки над клавиатурой и улыбнулся себе. Пальцы застучали по клавишам.
«Увидимся вечером в субботу, — написал он Викторинис. — У Вейссмана в гостях».
16. РЕЗНЯ В НОЧЬ СВЯТОГО ВАЛЕНТИНА
Мортон Вейссман жил в уютном старом районе с длинными улицами и огромными вековыми деревьями. Большинство соседей были такие же профессора, люди его поколения — пожилые и просто старики с молоденькими женами, в благополучных домах — массивные книжные шкафы, богатый бар, пара- тройка на удивление маленьких детей, — где вели интеллектуальную чиверовскую[162]жизнь, очерченную «Нью-Йорк тайме», «Нью-йоркским книжным обозрением» и «Национальным общественным радио». Сегодня, когда Нельсон с Бриджит подъехали на своей дребезжащей развалюхе, улица смахивала на рождественскую открытку: старые клены сплетали ветви на фоне звездного неба, заснеженные дворики озаряли окна гостиной или фонари над крыльцом, там и сям на заметенном газоне высился снеговик, слепленный детьми какого-нибудь профессора от второй жены, бывшей аспирантки.
— Ой, Нельсон. — Бриджит сжала мужу руку, глаза ее блеснули в темноте. — Правда,
Нельсон улыбнулся. Аромат духов в тесной машине немного возбуждал. Услышав, что муж возьмет ее на факультетский праздник, Бриджит бросилась ему на шею. Они не были на предыдущих трех, чем Бриджит не уставала его попрекать, — но теперь это не имело никакого значения.
Под пальто у Бриджит было шикарное черное платье с открытыми плечами, подчеркивающее грудь и бедра. Когда вечером она впервые вышла к Нельсону в этом платье, склонив голову набок и поправляя бретельки, он заключил, что нечаянное прикосновение на прошлой неделе было не совсем уж во вред.
Псевдотюдоровский особняк Вейссмана сиял в лучах небольших прожекторов, незаметно укрытых по кустам. По обеим сторонам улицы блестели в свете фонаря над крыльцом ряды автомобилей. Нельсон припарковался и обошел машину, чтобы поддержать Бриджит за пальцы, пока та на цыпочках выбиралась через снег на дорожку. Здесь она взяла мужа под руку и включила парадно-выходную улыбку. Нельсон, не стуча, толкнул тяжелую дубовую дверь, однако в прихожей задержал Бриджит, чтобы осмотреть диспозицию.
Прямо перед ними была широкая лестница на второй этаж, а слева, в гостиной, в приглушенном свете среди пухлых диванов и кресел толпились на ковре младшие преподаватели и лекторы — оценивая друг друга, молча прикидывая собственные перспективы, изничтожая коллег у них за спиной. Сквозь толпу шла, удаляясь от Нельсона, Миранда Делятур в мерцающем алом платье; волосы ее были зачесаны вверх, длинная шея обнажена. Все — и мужчины, и женщины — либо украдкой поглядывали на нее, либо в открытую таращились.
Нельсон перевел взгляд налево — здесь, в столовой, на длинном столе горели в ряд высокие красные свечи и теснились блюда с сахарными леденцами, плюшками, нарезанными овощами и копчеными сосисками. В дальнем конце небольшой горной грядой стояли бутылки — бурбон, водка, тоник. Свечи бросали теплые отблески на обшитые дубом стены. У стола в два ряда толпились аспиранты, делая вид, что непринужденно закусывают, а на самом деле жадно поглощая дармовую еду; при этом они нервно озирались, словно газели на водопое — не идут ли более крупные животные. Где-то в глубине дома Элла Фицджеральд пела «Ошалевшая, очумевшая».
— Нельсон! — Морт Вейссман вприскочку выбежал из гостиной, раскинув большие руки. — И ваша прелестная супруга… э… м-м…
— Бриджит! — Она склонила голову набок и лучезарно улыбнулась профессору. — Спасибо
