Она взглянула на губку и быстро положила ее на полочку под доской. На свитере, точно посередине, остался белый прямоугольник. Там, где должна быть ложбинка между грудями, подумал Нельсон.
— Кто вы, Вита?
В полутемной аудитории Вита выглядела серой. Различались ее круглое лицо, прямая челка, глаза, сверлящие его из-за очков.
— Антони назначил мне выступление. В следующую пятницу. — Она отступила за составленные прямоугольником столы. — Как по-вашему, почему на пятницу? Чтобы я мучилась всю неделю?
— Вы не ответили на мой вопрос. — Нельсон медленно наступал на Биту.
— Почему не на понедельник? Или не на середину недели? Зачем меня терзать?
Она налетела на стул и с криком отпрыгнула.
— Кто вы, Вита? Она сузила глаза.
— Кто подсказал вам это спросить?
— Я читал ваши труды. — Нельсон двумя руками убрал с дороги стул. — Вы заставили меня задуматься над проблемой самоидентификации.
Он остановился и прижал ладонь с пылающим пальцем к холодной доске.
— Кто вы, Вита?
Вита подошла к своему месту у стола, не сводя глаз с Нельсона, затолкала блокнот в сумку — угол остался торчать наружу, — сунула следом книгу и попыталась взять ручку. С третьей попытки зацепила ее ногтями и тут же выронила. Ручка закатилась под стол, и Вита нагнулась ее поднять.
Нельсон оттолкнулся от доски и двинулся в обход шестиугольника. Услышав скрип его ботинок, Вита испуганно выглянула из-под стола, вскочила и загородилась сумкой, как щитом.
— Вы уверены, — с дрожью в голосе сказала она, — что интеллектуально готовы воспринять всю сложность самоидентификации? Особенно моей?
— Вы — профессиональный учитель. — Палец у Нельсона вспыхнул сильнее. — Растолкуйте мне.
Они стояли на противоположных сторонах шестиугольника. Вита, двумя руками сжимая сумку, взглянула на дверь, потом на Нельсона, и рванулась к выходу. Нельсон преградил ей дорогу, задев стул. Вита метнулась в другую сторону, и Нельсон шагнул туда же. Палец горел.
— Ну же, Вита! Выкладывайте. Биту била дрожь.
— Вы… вы… вы собираетесь к Вейссману? — спросила она. — Как по-вашему, мне пойти? Если я не пойду, это может повредить мне в глазах отборочной комиссии, а если пойду…
— Отвечайте же, черт возьми! — заорал Нельсон. Палец припекал. Надо просто перепрыгнуть через стол и покончить с этим раз и навсегда.
Взгляд Виты метался по комнате, ища выход.
— Не в том ли дело, — сказала она дрожащим голосом, — что назвать меня — значит принизить, утвердить надо мной власть господствующей культуры? Не в том ли, что дать мне название — значит редуцировать меня до субъекта власти, подавить?
— Я задал вопрос, Вита. — Нельсон сжимал и разжимал кулаки. — Вы от рождения знали, что вы — женщина? Вы из тех типов… «женщина, запертая в мужском теле»?
Вита сжала сумку.
— Нельзя ли с той же легкостью сказать, что я мужчина, запертый в женском теле?
— Но у вас мужское тело! — взорвался Нельсон и грохнул кулаком по столу.
Да? Нет? Может, Викторинис солгала; может, она сказала, что Вита — мужчина, чтобы вбить между ними клин.
— Вита, — продолжал Нельсон, морщась от боли в пальце. — Разденьтесь.
Вита взвизгнула и подпрыгнула на десять сантиметров.
— Так я и знала! — завопила она. — Вы хотите меня изнасиловать!
Нельсон зашатался, как от удара в живот.
— Нет! — выдохнул он. — Да я… Да мне бы… — Он разжал кулаки и выставил ладони. — Мне просто нужно знать, есть ли у вас член, и если нет, то все в порядке.
— Если и есть, — Вита крепче сжала сумку и сузила глаза, — означает ли это непременно, что я — мужчина?
— Да! — заорал Нельсон.
— Нельзя ли сказать, что такое утверждение на базе чисто материального — высшее проявление эссенциализма?
— Ладно, вы женщина. — Нельсон развел руками. — Почему не сделать операцию? Зачем
— Снимите штаны, Вита! — Нельсон направил на нее горящий палец. — И покончим с этим!
— Не в том ли суть, что «тело» не тождественно самоидентификации?
— Снимите штаны, — заорал Нельсон, в ярости тряся пальцем, — или я сам их с вас сниму!
— Не оттого ли самовосприятие, тендер и, разумеется, тело радикально полисемичны, что их фальшивое единство — всего лишь порождение гегемонии как модальности общественного контроля?
Нельсон, взревев, с грохотом раздвинул столы и ввалился в центр шестиугольника. Вита двумя руками запустила ему в голову сумку. Нельсон поймал ее, как мяч, закачавшись от неожиданной силы броска, и швырнул обратно. Однако Вита уже рванулась к двери. Нельсон перемахнул через стол и приземлился на противоположной стороне, проехавшись по линолеуму. Вита подергала ручку и теперь возилась с замком, затравленно глядя на Нельсона. Дверь уже открывалась, когда он с силой толкнул ее ладонью. Вита метнулась было обратно, но Нельсон свободной рукой припер ее к доске.
Эхо от хлопнувшей двери гуляло в пустом коридоре. Оба тяжело дышали, стоя лицом к лицу. Белый прямоугольник на Витиной груди вздымался и опадал.
— Что в вас такого, чего нет у меня? — Нельсон глянул на нее сверху вниз. — Почему вас вот-вот возьмут на ставку, а я со своей семьей сижу по уши в дерьме?
Вита прижалась руками к стене. Глаза у нее расширились от ужаса, как у Лилиан Гиш на льду.
— Я скажу, чего у вас нет! — крикнул Нельсон. — Вагины, вот чего!
Он сунул раскаленный палец Вите под нос.
— Зачем это все, Вита? Помогите мне понять. Вам нравится всех обманывать?
Вита схватила его запястье так быстро, что Нельсон ничего не успел сказать, В мгновение ока она завернула ему правую руку за спину и приперла его к доске. Щека вдавилась в холодную поверхность. Жжение от пальца распространилось до самого плеча.
— Ой! — закричал Нельсон.
— Вы жалкий болван, — выдохнула Вита, — если думаете, что, притворяясь женщиной, можно сделать карьеру в научном мире.
— Пустите! — крикнул Нельсон, однако Вита продолжала медленно выкручивать ему руку. Он дернулся, она только заломила его локоть выше, к лопаткам.
— Когда-то, — прошипела она сквозь зубы, — меня звали Робин. Я жила, как мужчина, думала, как мужчина, любила, как мужчина. Но мне было отвратительно и стыдно. Я любила женщин и ненавидела их; я сама чувствовала боль, которую им причиняла. Притворялась ли я тогда, Нельсон? Можно ли
— Черт возьми, Вита… — Лицо его было прижато к доске, он не мог открыть глаз и задыхался от мела.
— Поскольку все права и привилегии, которыми я обладала как мужчина, — продолжала Вита, для вящей убедительности сильнее выкручивая ему руку, — были нормативны и предписаны той силой, которая дала мне название, и по самой сути своей давящи.
Нельсон застонал. Пар от его дыхания оседал на доске. Вита продолжала выкручивать руку, и он опустил плечо. Боль в суставе была так же сильна, как в пальце. Он беспомощно захлопал по доске свободной рукой.