Глава 04

Уолл-стрит, Манхэттен

Неделя тянулась для Джона очень долго. Он с трудом мог сосредоточить внимание на чем-либо другом помимо аукциона, назначенного на следующий вторник. Нынешний день прошел спокойно. Фондовый рынок оставался стабильным, в экономике Соединенных Штатов не происходило никаких сколько-нибудь значительных перемен, которые могли бы подтолкнуть его в ту или в другую сторону. Скучая от безделья, Джон убивал время, просматривая великое множество докладов и рекомендаций, подготовленных высокооплачиваемыми и расхваленными старшими советниками и аналитиками. Все это неизменно выводило его из себя, и сегодняшний день не стал исключением из правила.

Джон раздраженно швырнул глянцевый скоросшиватель в мусорную корзину и окликнул Тони:

— Итак, Тони, скажи, сколько старших экономистов получают зарплату у нас в банке?

— Ну, если брать только знаменитостей, то я бы сказал, четверо. Это Барлон, Брайан, Керсти и Честер, — ответил Тони и вопросительно взглянул на Джона.

— Ты абсолютно прав. Удивишься ли ты, узнав, что все они не согласны друг с другом? Половину своей долбаной жизни эти умники прокладывают себе локтями дорогу на любой телевизионный канал, который снизойдет до того, чтобы их пригласить, или ведут смертный бой за дюймы газетной полосы в «Уолл-стрит джорнал». При этом им никогда и ни перед кем не приходится серьезно отвечать за свои взгляды. — Джон покачал головой и вздохнул. — Эти проходимцы не управляют фондами, не вкладывают капиталы. На самом деле они даже не продают свою точку зрения, лишь с мудрым видом рассуждают о том, как нашим клиентам следует поступить с деньгами. Если они ошибутся, мало того что им за это ничего не будет, так они еще станут все отрицать. Эти тунеядцы никогда ни за что не отвечают. Так зачем же они нужны?

— Вы сейчас поливаете грязью виднейших ученых мужей Уолл-стрит, — напомнил боссу Тони.

— Но это же невероятно! Керсти утверждает, что индекс Доу-Джонса упадет до тысячи двухсот, Барлон считает, что он взлетит до небес, Честер говорит, что ничего определенного сказать нельзя, а согласно Брайану, все останется в пределах допустимых колебаний цен. — Теперь в голосе Джона было больше ярости, чем раздражения. — От них не просто нет никакой пользы, они откровенно вредны.

— Джон, держите свои взгляды при себе, — вмешалась Эллен. — Подобная точка зрения не слишком способствует созданию образа одной большой дружной семьи, который мы стремимся показать нашим клиентам.

— Да мне начхать, и уж определенно я не собираюсь прислушиваться к этому бреду, — Джон крутанул кресло, разворачиваясь лицом к Эллен. — Рынки и так достаточно шумны. Частично наша работа здесь состоит в том, чтобы отсекать весь фоновый шум и самостоятельно принимать решения.

Теперь он обращался ко всем трем членам своей группы, каждый из которых уже не раз слышал подобные реплики от шефа.

— Вот в чем разница. Мы должны действовать, полагаясь на наши собственные взгляды. Мы живем за счет меча и погибаем от него. А все эти клоуны могут только языком трепать.

Тони и Гэри уже преувеличенно широко зевали, а Эллен демонстративно закатила глаза. Джон с любовью обвел взглядом свою группу. Она была тесной и сплоченной. Иначе и быть не могло, поскольку малейшее недопонимание грозило огромными потерями. Скорость, с которой двигался фондовый рынок Соединенных Штатов, не оставляла места для ошибок. Группа должна была брать на себя большой риск, зато пожинаемые плоды удовлетворяли не только банк, но и всю четверку в целом. К тому же чем выше общая годовая прибыль группы, тем больше ее доля в премиальных выплатах по итогам года.

Джон взглянул в сторону входа в операционный зал и увидел приближающегося Роберта Болдуина. Точеная мускулатура этого коренастого мужчины была поразительной для его сорока с лишним лет и поддерживалась в тренажерных залах. Он шел упругой походкой спортсмена, каковым и был во время учебы в университете. Они с Джоном начинали вместе и в те далекие годы были неразлучны, днем работали как проклятые, прикрывая друг другу спину, а вечером выпускали пар в бассейне. Джон по-прежнему считал Болдуина своим другом. Но после того как Болдуин женился на Рите и у них появились дети, их с Джоном пути настолько разошлись, а жизненные ценности стали такими разными, что новые сотрудники, лишь недавно пришедшие в банк, никак не могли взять в толк, почему их называют друзьями. Однако они замечали, что Болдуин может высказать Джону то, что тот не потерпел бы ни от кого другого.

Подчеркнуто не замечая Болдуина, Джон повернулся к Эллен и громко заявил:

— Ты обратила внимание, что в последнее время каждый раз, когда я беру телефон, глава отдела юридических согласований несется ко мне рысью, чтобы убедиться, не рою ли я подкоп под финансовое благополучие и репутацию банка, а также его собственную?

Он повернулся к Болдуину, улыбнулся и продолжил:

— А затем, когда я беру его за руку и говорю, что все в порядке, его вера восстанавливается… по крайней мере на целых пять минут.

— Если бы! — кивнул Болдуин.

— Удивительно, что ты оставил меня в покое в пятницу, когда я занимался облигациями.

— Меня не было в банке. Иначе я бы с тебя не слез, — Болдуин говорил совершенно серьезно.

— Подожди. Ты не шутишь? В чем же дело? — Джон сменил тон. — Мы набираем государственные облигации Соединенных Штатов на пятьсот миллионов долларов. Возможно, это самый значительный кредит в мире. Любой риск, связанный с облигациями, зависит только от их стоимости. У меня нет никаких сомнений в том, что наш банк это переживет.

Болдуин хотел было ответить, но Джон остановил его, поднимаясь с места и надевая пиджак.

— На самом деле тебя это не касается. Ты не успеешь и глазом моргнуть, как все эти бумаги уйдут по хорошей цене. Пойми, Роберт, здесь просто сделка, причем такая, которую нельзя упускать. Именно за нее мне и платят деньги. И еще я хочу подвести итоги до аукциона.

При этих словах у Болдуина на лице появилось такое выражение, что Джон громко рассмеялся.

— Ничего не говори! Пошли, уходим отсюда. Куда я сегодня приглашаю тебя на обед?

Сохо, Манхэттен

Ублажив себя макаронами и телячьими котлетами, они потягивали кофе в одной из любимых забегаловок Джона, «Тре мерли» на Западном Бродвее. Джон при малейшей возможности хватал такси и отправлялся в Сохо. Он не любил торчать в чинных, обшитых деревом и обтянутых кожей заведениях, которые предпочитало большинство обитателей Уолл-стрит. Ему казалось, что улицы и магазины Сохо появились в этом финансовом квартале минимум на десятилетие позже всего остального, да и против туристов Джон ничего не имел. Он сам чувствовал себя скорее одним из них, чем коренным жителем Нью- Йорка.

После обеда друзья снова заговорили на ту же самую тему, и Болдуин подытожил свои доводы:

— Главный вопрос заключается вот в чем. Нужен ли банку тот риск, на какой тебе приходится идти ежедневно? Ведь в наше время и другие области деятельности приносят стабильный высокий доход. Понимаю, что мы с тобой никогда не сойдемся во мнении, потому что смотрим на бизнес совершенно по- разному.

Болдуин не мог точно сказать, как именно Джон получает для банка прибыль, поэтому и чувствовал себя неуютно. Торговля ценными бумагами была скорее стихией, чем строгой наукой, и размеры прибыли определялись исключительно субъективными суждениями человека, который категорически противился любому контролю за своими действиями. Да, группа Джона неизменно приносила банку высокие доходы, поэтому Болдуину пришлось скрепя сердце смириться с решением руководства продолжать вести крупную игру на рынке акций.

Джон, как всегда, поспешил встать на защиту личной позиции:

— Вот в чем ваша проблема, ребята. Вы всегда стремитесь заработать пусть поменьше, но понадежнее. Позволь тебе напомнить, что десять лет назад, когда я только перебрался в Нью-Йорк, рынок стоял и деньги можно было заработать только в моей области. Тогда все остальные направления

Вы читаете Хамелеон
Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату
×