облигаций на десять-пятнадцать миллиардов долларов. Как я уже говорил, сделать это можно только на одном из ежеквартальных аукционов.
Томми был поражен.
— Пятнадцать миллиардов долларов в государственных облигациях? Похоже, ты собираешься потратить прорву денег. Кстати, а чьих именно?
— Все деньги банка. Хотя мне нужно привлечь еще одного клиента, лондонскую компанию. Технически я не имею права в одиночку приобретать такой большой пакет. Весь финансовый риск возьмет на себя банк, а лондонский клиент нужен лишь как ширма для приобретения тех дополнительных облигаций, которые я не могу купить на аукционе сам. Как ты уже догадался, это не совсем законно.
— Мне это нравится! — воскликнул Тимми, заражаясь воодушевлением Джона. — Банк выкладывает деньги, берет на себя риск, а тебе достается вся слава.
— Именно так. — При одной мысли об этом у Джона учащенно забилось сердце. — Получив в свои руки такой крупный пакет, я возьму контроль над аукционом и в итоге на какое-то время получу контроль над всем рынком государственных ценных бумаг. Затем искусственно задеру стоимость облигаций, продам весь пакет и получу солидную прибыль. А поскольку я работаю по премиальной системе, мое благосостояние и благосостояние банка тесно связаны, так что этот аукцион принесет лично мне большой куш.
Похоже, Тимми был чем-то озадачен.
— Но как задрать стоимость облигаций?
— Распустив слухи, можно добиться поразительных результатов, — загадочно усмехнулся Джон.
Он уже начинал испытывать усталость. Давала о себе знать вчерашняя попойка.
— Я все понял. Джонни, еще всего один вопрос. Можно поинтересоваться, какой навар ты ожидаешь получить от аферы?
— Прогнозировать практически невозможно, но я надеюсь, что моя доля будет не меньше восьми- девяти миллионов.
Джон понимал, что для такого человека, как Тимми, подобные цифры не имели никакой связи с реальностью. Это подтвердилось его реакцией.
— Ого! Это же просто безумие, дружище! Я всего лишь музыкант, без гроша в кармане, но, кажется, я понял твой план. Ты воспользуешься аукционом, чтобы огрести чертову тучу этих новых облигаций, а потом можно будет манипулировать рынком, задрав их стоимость, и продать дороже, чем покупал.
Джон кивнул.
— Ты просто гений, Тимми. Все именно так и будет, я получу жирную премию, которая облегчит мой досрочный уход из банка. — Он встал и зевнул. Почти каждый его мускул помнил ночь, проведенную почти без сна. — Ладно, приятель, тебе пора домой, а мне надо привести себя в порядок. У меня важная встреча на работе примерно через… — он глянул на электронные часы, встроенные в кухонную плиту, — через три часа.
Тимми неохотно собрал свои вещи и ушел, в дверях пожелав Джону удачи. Оставшись один, тот постоял в тишине. Увидев свое отражение в панорамном окне гостиной, Джон осознал, как нелепо выглядит. Он быстро расстегнул молнию платья и сбросил его. Голый отправился в спальню и критически рассмотрел себя в высоком, от пола до потолка, зеркале. Нужно смыть последствия ночных излишеств, не говоря уже про остатки косметики. Джон пошел в ванную, выложенную гранитной плиткой, и включил душ из семи рассеивателей. Из головы не выходил утренний звонок.
Филлипсу очень хотелось побыть с братом. Он уже привык жить вдали от родины, сперва в Лондоне, затем в Нью-Йорке, но чувствовал себя как дома, стоило рядом появиться Дэвиду. В этот раз время приезда было выбрано как нельзя лучше — именно тогда, когда действительно нужна моральная поддержка от человека, с которым можно обсудить следующий шаг. Сделка с облигациями освободит Джона от того, что он в последнее время воспринимал как смирительную рубашку, — от работы, но что дальше? Если кто-то и способен помочь ему разобраться в этом, то только Дэвид.
Странно, что, несмотря на всю свою несхожесть, в главном братья были копией друг друга. Это было у них в генах. Они выросли на ферме, неподалеку от городка под названием Мансфилд, расположенного на северо-востоке штата Виктория. Зимой снег, а летом лесные пожары — местность считалась суровой. Земли там были бедные, каменистые. Получивший всемирную известность благодаря фильму «Человек с реки Сноуи», снятому по эпической поэме Эйба Паттерсона по прозвищу Банджо, край порождал людей особой породы, суровых и самодостаточных. Джон и Дэвид воспитывались с верой в добродетель упорного труда и ответственности.
Отец был крепкий австралиец в четвертом поколении. Он часто напоминал сыновьям о том, что их дед участвовал в печально знаменитой битве на Галлиполийском полуострове в тысяча девятьсот пятнадцатом году, в начале Первой мировой войны. Каждый год во всех крупных городах Австралии проходят демонстрации в память о мужестве солдат, погубленных бездарным британским командованием. Двадцать пятое апреля, день Австралийского и Новозеландского экспедиционного корпуса, Джон и Дэвид отмечали обязательно, где бы ни находились. Филлипсы твердо верили в изречение «можно забрать парня из Австралии, но нельзя забрать Австралию из парня». По этой самой причине чем больше времени Джон и Дэвид находились вдалеке от родины, тем в большей степени они становились австралийцами.
Вытершись насухо, Джон улыбнулся при мысли, что идет на работу, словно на бой. По сравнению с суровым кочевым существованием Дэвида его жизнь была уютной и спокойной. Все его сражения были внутренними, в то время как Дэвиду не раз угрожала смертельная опасность. Однажды в телефонном разговоре брат поведал о долгой, унылой зиме в Улан-Баторе, самом холодном из столичных городов. Судя по всему, жилось и работалось ему там нелегко. И все же, явно бодрясь, Дэвид упомянул о дружелюбии монголов и о том, что новое, демократически избранное правительство старается создавать условия для западных предпринимателей. Это означало, что в Улан-Баторе увеличилась группа иностранцев, преимущественно австралийцев, канадцев и англичан, с которыми можно приятно проводить время между тяжелыми полевыми работами.
Когда братья в начале восьмидесятых делали первые самостоятельные шаги в жизни, рынок золота был одним из важнейших в мире. Целые состояния зарабатывались и терялись практически ежедневно; учредители акционерных компаний в погоне за быстрыми деньгами обещали огромную прибыль, собирали средства, регистрировали участки под разработку в самых экзотических районах земного шара и продавали свои компании частным инвесторам. Ежедневные колебания цен на золото порождали небывалую спекуляцию. Именно в это бурное время, сразу после окончания университета, Дэвид покинул Мельбурн, чтобы воспользоваться возможностями, которые открывала добыча драгоценного металла.
Взлет и падение интереса к золоту являли собой наглядный аналог злополучного цикла бумов и спадов, который лет пятнадцать спустя поразил сферу высоких технологий. С точки зрения Джона, два сектора экономики имели между собой много общего, например оба опирались не на то, что имеется, а скорее на то, что может быть. И в обоих случаях инвесторов соблазнял блеск практически неограниченных богатств; надо было лишь поставить на «правильную лошадку». Как шутят золотодобытчики, самый лучший способ загубить новую жилу — это начать ее разработку, поскольку ожидания дают куда большую прибыль, чем реальная эксплуатация. Точно так же в сфере высоких технологий действительность практически никогда не оправдывала в полной мере мечты, и инвесторы слишком часто оставались с одними сертификатами акций, за которые выложили целое состояние.
Хотя жизненные пути, выбранные Джоном и Дэвидом, внешне казались разными, в действительности у них было много общего. Оба брата обладали честолюбием и оптимизмом, необходимыми для достижения успеха в жизни. У геолога нет иных побудительных мотивов, кроме оптимизма, он верит, что в следующий раз бур обязательно наткнется на жилу и сделает его богатым. Какое-то время Дэвид работал с переменным успехом, но девяностые годы оказались тяжелыми для рынка золота. Цена унции упала от семисот с лишним долларов в начале восьмидесятых до трехсот в конце девяностых, и Дэвид начал терять позитивный взгляд на жизнь. В то время как Джон катался словно сыр в масле, пользуясь беспрецедентным процветанием финансового мира, Дэвид уставал от «прелестей» геологии: постоянного одиночества, долгих отлучек из дома и тающих коммерческих перспектив. Джон мало скучал по жизни в Австралии, но он был рад, что Дэвид вернется домой, — рад хотя бы за отца. И если удастся уговорить брата, чтобы взял на себя ферму, будет вообще замечательно.
