ее за руку.
Ёшикичи и Джун тоже засмеялись и радостно окружили учительницу.
'Какие они милые и приветливые, — подумала Котани-сэнсей. — Непонятно, почему некоторые учителя в школе все время говорят про заводских детей гадости'.
— А еще кто-нибудь из учителей сюда приходит? — спросила она.
— Приходят они, как же! — скорчив рожу, сказал Широ. — Школьные преподы смеются над нами, говорят, что от нас воняет, что мы придурки. Мы для них и не люди вовсе.
От этих грубых слов Котани-сэнсей оторопела. Такие милые дети — и вдруг… Какой ужас!
— А между прочим, именно они приносят нам сюда свой вонючий мусор, — продолжал Широ.
— Точно! — в один голос закричали все.
— В нашей школе хороших преподов раз, два — и обчелся: Адачи, Орихаши и Ота. Вот и все.
Услышав этот список, Котани-сэнсей в душе порадовалась за Адачи.
— Значит, Адачи-сэнсей хороший?
— Еще бы, он же наш друг. Ведь так, пацаны?
— Ну да, конечно друг, — опять в один голос закричали все.
— А как вам Котани-сэнсей? — спросила Котани-сэнсей.
— Тоже ничего, — смущенно ответил Исао.
— А что в ней хорошего?
— Ну… то, что вы Тэццуна любите.
Учительница удивилась и смутилась, услышав этот ответ.
— Наш Тэццун, он ведь странный. С ним, должно быть, очень трудно. — Исао сказал это совсем как взрослый.
— А то! Знаешь, как трудно! — Котани-сэнсей заговорила с мальчишками на равных.
— А еще вы хорошо пахнете… — смущенно сказал Джун.
Котани-сэнсей почувствовала себя как-то уверенней. Она решила побеседовать с дедушкой попозже, а сначала повидаться с Тэцудзо. Вместе с ребятами она подошла к его дому со стороны двора.
Тэцудзо сидел, прислонившись спиной к стене. Он не отрываясь смотрел на свою согнутую в локте руку, которую держал на уровне глаз. Котани-сэнсей пригляделась внимательней, пытаясь понять, что происходит.
О, ужас! На руке у мальчика копошились, ползали, толклись мухи. Учительница с трудом удержалась от крика.
Разве такое бывает?!
Как пчелы в улье, мухи деловито сновали туда-сюда — по запястью, по предплечью и выше. Они даже не пытались улететь — терлись о руку Тэцудзо спинками и брюшками, словно ластились к нему. 'Может быть, он оторвал им крылья?' — подумала учительница. Но нет — крылья у мух были на месте.
— Тэццун! — крикнул Ёшикичи, и Тэцудзо посмотрел в их сторону. Он заметил Котани-сэнсей, поднялся на ноги и спрятал руку за спину.
— Поздно, Тэццун. Котани-сэнсей уже все знает, — извиняющимся тоном сказал Исао.
Перепуганная учительница вцепилась Исао в плечо и с опаской начала приближаться к Тэцудзо.
Мухи были примерно в сантиметр длиной. Их золотисто-зеленые спинки сияли-поблескивали, словно милые золотые безделушки.
Такие мухи называются зеленые саркофагиды, но, конечно же, Котани-сэнсей этого названия не знала.
— Какие красивые! — простодушно сказал Джун. Однако учительница явно была с ним не согласна — ее буквально передернуло от отвращения.
— Тэцудзо-тян, брось это… эту… скорее… ну же! — выкрикнула она наконец. Тэцудзо одну за другой начал снимать с себя мух и сажать их обратно в банку.
— А почему они не летают? — немного успокоившись, Котани-сэнсей задала вопрос, который занимал ее с самого начала.
— Сейчас покажу, — сказал Исао и тут же ловко поймал прямо в воздухе пролетавшую мимо муху.
— Вот, смотрите. Это обычная муха. Если я ее сейчас отпущу — она улетит. Смотрите хорошенько, сэнсей. Под вот этими большими крылышками есть еще одни, маленькие. Видите?
И действительно, под большими крылышками виднелись маленькие.
— А под маленькими есть такая как бы тоненькая ниточка. Вы смотрите, а то непонятно же.
— Да я вижу, вижу, — сказала Котани-сэнсей, и тогда Исао попросил у Тэцудзо пинцет и выдернул у мухи из-под крылышек эту 'как бы ниточку'.
— Ну вот. — С этими словами мальчик опустил насекомое на землю. Муха попыталась взлететь, и поначалу ей это даже удалось, но уже через мгновение она, перевернувшись в воздухе, упала на землю и начала бестолково кружиться в бессильной попытке снова взлететь.
— Тэццун, когда это видит, говорит, что муха танцует. Вот.
Котани-сэнсей уже позабыла о том, что мухи это гадость, и с интересом следила за происходящим.
— Это нам Тэццун рассказал. Мы сами не знали, — немного смущенно сказал Исао.
У Тэцудзо для разведения мух было штук двадцать банок. Они стояли на картонной коробке из-под мандаринов, напоминая пробирки с образцами в клинической лаборатории. Сколько же, оказывается, на свете разных мух! Были здесь иссиня-черные мухи, которые неподвижно сидели, прильнув к стеклянным стенкам. Были большие полосатые, с вертикальной полоской через все брюшко и спинку, — эти без конца шебаршились в своей банке, как скупердяи и скряги, гребущие все под себя. В третьей банке высоко подпрыгивали сияющие — цвета индиго — мухи, казавшиеся вполне довольными жизнью.
Котани-сэнсей знала только комнатную муху, да и то не муху, а всего лишь ее название.
— Как здесь много мух, — сказала она. — А где же комнатная муха?
— Комнатных здесь нет, — ответил Исао. — Они же едят человеческий навоз и вообще ужасно грязные. Тэцудзо таких не держит.
Кроме взрослых мух у Тэцудзо было еще несколько банок с куколками и личинками. Случайно взглянув на личинок, Котани-сэнсей почувствовала себя совсем нехорошо.
'Наверное, я никогда больше не смогу заставить себя дотронуться до Тэцудзо', — подумала она, и ей стало стыдно. Она даже начала жалеть о том, что вообще пришла сегодня на завод.
Дедушка Баку ужасно стеснялся. Он явно чувствовал себя не в своей тарелке, но наконец он решился и заговорил:
— Я и не думал ничего скрывать или прятать, но потом… Раз уж вам нравится Тэцудзо… Вы же молоденькая совсем, вот я и решил, чего зря лишнее болтать. Ведь над нашими-то заводскими ребятишками в школе частенько издеваются, как я слышал. И мне жалко стало пацаненка — а вдруг над ним тоже начнут издеваться? Вот я и не стал ничего рассказывать. Я поначалу, когда узнал, что он тут мух растит, знаете как рассердился? Я его поколотил даже, хотя вообще-то стараюсь этого не делать. Рассердился и поколотил. И банки его разбил. Но хоть сердись, хоть не сердись, бей не бей — пацан все равно от своего не отступается. Растит мух — и все тут. Так что я уже и сердиться не могу, и рука на него тоже уже не поднимается. У него же ни матери, ни отца. Никого нет, кто бы его любил, баловал. Вот подумал я так и понял, что не могу из-за каких-то там мух на него сердиться. И я ему сказал, хочешь с мухами возиться, нравится тебе? Ну давай, возись. Только знай, что люди мух ох как не любят. Так что ты со своими мухами людям на глаза не попадайся. Так я ему сказал.
Котани-сэнсей, вы поймите, это же не его вина, что он мух стал растить. Ежели бы мы с ним в горы ходили, то он жуков бы растил. На реку бы ходили — рыб разводил. Но куда я с ним пойду? Как? Вот и выходит, что он кроме мусорных этих куч ничего в своей жизни не видит! А тут кроме мух да червяков ничего не водится. Ну вот я и подумал, кого ему тут разводить, как не мух. Но я вам об этом еще раньше должен был рассказать — тогда, когда Тэцудзо на Бундзи набросился. А я подумал — как я расскажу вам о том, что банка пропала, а про мух не расскажу? Так же не делают… А ведь в той банке была любимая его муха — Киндзиси, Золотой Лев, так он ее звал. Это была необычная муха. Обычная, даже самая крупная, больше
