Так они некоторое время сидели в молчании, причем лицо профессора приобрело отсутствующее выражение, словно он совершенно забыл о том, что, спустя столько лет, Леа вновь сидит рядом с ним. В этом диком месте, глубоко-глубоко под землей. Оба — пленники безумца, одержимого демоном.
Внезапно профессор вновь пошевелился, и Леа поклялась себе, что, если он сделает попытку отпить из своей пустой чашки, она с криком бросится головой в металлическую дверь. Но он только нащупал очки на каминной полке, словно хотел убедиться, что они на месте.
— А что это вы читаете? — спросила она, указывая на книгу, все еще лежавшую открытой у него на коленях.
— О… — Ему потребовалось мгновение, чтобы собраться с мыслями, и он тут же включил свой мелодичный голос докладчика. — Необычайно интересное сочинение о людях как о вещи в себе. Я уже давненько интересуюсь психологией в сочетании с антропологией и социологией, а также немного астрологией — эта комбинация кажется мне очень подходящей. Потому что когда речь идет о настолько сложной теме, то на одной точке зрения далеко не уедешь. Нужно быть открытым и не страшиться ступать на новые пути. Смирение перед объектом. Человек всегда был моим коньком, как вы, вероятно, знаете, а тут, как известно, век живи — век учись. Поэтому это особенное произведение… каноническое, можно смело рекомендовать к прочтению, если не делать чтение обязательным, если хочешь хотя бы приблизиться к человеку в его великолепной сложности. И тут нужно отказаться от повязки на глазах и смотреть не только прямо…
Постепенно речевой поток иссякал, и профессор Каррьер посмотрел на нее с таким выражением лица, словно потерял нить разговора и надеялся, что она поможет ему продолжить.
Мгновение Леа пыталась разобраться в услышанном.
— А как называется это выдающееся произведение? Профессор Каррьер побарабанил двумя пальцами по нижней губе, затем взял книгу и поднял ее так, чтобы она могла увидеть обложку. Мужчина в накидке. Женщина, почти потерявшая сознание в экстазе. Сад в лунном сиянии. Профессор Каррьер читал ей лекцию о любовном романе, о неком «Кусающем в шею»… «Как это уместно», — подумала Леа, и с губ ее сорвалось короткое стаккато истерического хохота.
— Замечательное чтиво, если знать, с какого боку к нему подступиться! У меня есть еще и другие работы этого автора, — произнес профессор тоном гордого коллекционера.
— И некоторых даже по нескольку экземпляров, — бесцветным голосом ответила Леа.
— А вы быстро сориентировались.
Он бросил на нее испытующий взгляд. Этот разговор никак не мог вестись всерьез. Но как девушка ни искала, в глазах профессора Каррьера не обнаруживалось предательских искорок, свидетельствовавших о том, что внутренне он весь трясется от смеха. Она вспомнила о камере, глазок которой следовал за ней по всей комнате, и представила Адальберта, наслаждающегося видом совершенно потерянного Этьена Каррьера.
— А чем вы в настоящее время занимаетесь? — спросил профессор, в то время как его руки пытались ухватить пустую чашку.
Ответ Леа последовал, словно пистолетный выстрел:
— Я как раз наслаждаюсь маленьким отпуском вдали от Адама, который вот-вот собирается проиграть свою битву с демоном.
Пальцы профессора Каррьера вернулись к губам, взгляд устремился к лампе накаливания в камине.
— Демон, — мягко повторил он.
И в этот миг Леа поняла, что допустила ошибку. Вообще-то она хотела только разозлить профессора, чтобы он оставил в покое проклятую чашку. В то же время эта провокация была попыткой вывести его из оцепенения. Судя по выражению лица профессора Каррьера, ей это более чем удалось… Она пробудила Шиповничек от сна поцелуем, вот только Шиповничек оказался злой феей.
Внезапно в чертах лица профессора Каррьера появилась твердость, хорошо известная Леа по Адаму: это проявлялся демон. Тонкие брови сошлись на переносице, крылья носа затрепетали, отчетливо обозначились скулы. Хотя профессор Каррьер не смотрел на нее прямо, она была уверена, что вся мечтательность мигом улетучилась из глаз. Вместо этого в них появилась ясность цели прямо перед собой.
Только что Леа еще помышляла о бегстве, а в следующий миг ее захватил водоворот демона. Ей казалось, что он притягивает ее как магнитом. Неотвратимо. Следуя закону природы, который гласил: сопротивление бесполезно.
Леа с трудом перевела дух. Когда профессор наконец обратил на нее свой взгляд, вспыхнули все предупредительные световые сигналы разом. Внутренняя система безопасности била тревогу, тело Леа отреагировало моментально: одним движением руки она смахнула чайный сервиз со стола. Чайничек и чашки ударились о бетонную стену и рассыпались на мелкие кусочки. Вслед за ними полетели две маленькие жестяные ложки, одна из которых, как с удовлетворением отметила девушка, разбила лампу накаливания в камине.
Только что лучившийся чувством собственного превосходства лик демона исказился безумием, чтобы тут же быть изгнанным. Обеспокоенный профессор Каррьер глядел на фарфоровый хаос, словно и не было тех секунд, когда власть захватил демон.
— Дорогая, как же это могло случиться? — Он покачал головой и поднял несколько осколков. Когда один из них вонзился ему в палец и из раны вытекло несколько капелек крови, Леа уже была у металлической двери и отчаянно пыталась просунуть пальцы в щель между рамой и самой дверью. Обернувшись через плечо, она посмотрела в камеру, и ее губы сами собой сложились в слова:
— Открой двери, Адальберт.
Спиной она отчетливо ощущала, как демон снова выбирается на поверхность и воздух в комнате начинает наэлектризовываться.
Наконец двери медленно открылись, и она, запыхавшись, снова оказалась в шлюзе. Она поспешно ощупала себя, но ничего не обнаружила. Хотя у нее и было такое чувство, но никто не бросал никаких малюсеньких крючков, впившихся в ее кожу, чтобы затянуть ее обратно в комнату. Тем не менее, чувство, что ее касаются, не оставляло, когда у второй двери ее встретили Адальберт и Рандольф.
27
Маленькая смерть
При других обстоятельствах Леа обязательно попыталась бы добавить и без того усеянному красными шрамами лицу Адальберта еще парочку украшений за то, что он с ней только что проделал. Но вместо этого она только покорно пошла рядом с ним. По дороге ни одно злое слово не сорвалось с ее губ.
Она была до глубины души шокирована тем, насколько легко демон сумел получить власть над профессором. Если даже такой человеколюбец как Каррьер потерял здесь самообладание, то что же будет со страстным Адамом?
Слова Адама впервые стали для Леа что-то значить: в этой пещере она уже не спутница, которую он сам себе выбрал, а пугливая жертва, которую нужно поймать и утихомирить. Не важно, насколько безумен Коллекционер, — когда речь шла о том, чтобы выманить на поверхность демона, он становился гением. Вероятно, это был особый дар, которым наделил его демон, хотя и не сумел завладеть его телом целиком.
Леа бросила на Адальберта быстрый взгляд из-под опущенных век. Может быть, этот одержимый местью человек даже сделал ей одолжение, заперев ее в одной комнате с Этьеном Каррьером: так у нее появилась возможность посмотреть своей судьбе в глаза. Из всех опасностей, подстерегавших ее в этом готовом вот-вот обрушиться пещерном лабиринте, Адам был, пожалуй, самой страшной.
Погруженная в свои мысли, Леа шла по коридорам, а из клеток до нее вновь доносились ревущие и манящие голоса. Когда Леа покинула шлюз, она выглядела настолько потрясенной, что, несмотря на презрительное шипение Адальберта, Рандольф почувствовал себя обязанным слегка приобнять ее и
