придумал, как одолеть дракона. Где находится его пещера, вы знаете?
— Знаем, знаем!
— И орешник у входа в пещеру тоже знаете?
— Знаем, знаем! — прозвучал такой же дружный ответ.
— Тогда слушайте мой приказ! — Голос Колуна снова загремел на всю площадь. — Вы все засядете в орешнике по обе стороны пещеры. Ты, — показал он на дровосека с заячьей губой, — заберёшься на пещеру сверху, подползёшь к самому краю, насыплешь в тростинку перец и будешь ждать… Я же, — продолжал объяснять Колун, — притаюсь у входа в пещеру и зареву по-ослиному. Дракон уже успел проголодаться и, заслышав ослиный рёв, ясное дело, выползет наружу. Так вот, лишь только он высунется, ты, Заячья Губа, тут же дунешь ему перцем в глаз… Понятно?
— Чего же не понять! — заулыбались дровосеки. — Перец вмиг ослепит кого хочешь!
— Дракон ослепнет! Дракон ослепнет! — прокатились по толпе радостные возгласы.
— Вот именно! — подтвердил Колун. — Хоть ненадолго, а ослепнет. И поймёт, что пастух — это одно, а дровосек — совсем другое!
— Совсем другое! — подхватили дровосеки.
— А теперь смотрите! — Выхватив у Заячьей Губы тростинку, Колун всыпал в неё немного перца и, прежде чем стоявшие рядом люди сообразили, что к чему, направил на них тростинку и дунул. Результат получился потрясающий: одни поперхнулись, закашлялись, другие стали отчаянно чихать, тереть заслезившиеся глаза и вопить:
— Ой, ослеп! Ой, ничего не вижу! Воды! Дайте воды!
— Вот что такое перец! Настоящее боевое оружие! Не поздоровится дракону! — бахвалился Колун. — А теперь несите воды, помогите пострадавшим.
— Сбегай за водой, Бранко! — приказал Калота стражнику и с укором посмотрел на своих военачальников — почему те не додумались до такого оружия?
После того как пострадавшие пришли в себя, Колун взглянул на солнце, увидел, что пора выступать, и подал команду:
— Дровосеки, смир-но!
Дровосеки недвижно застыли.
— Топоры на пле-чо! Запевалы — вперёд! К пещере дракона шагом марш!
Дровосеки выполнили команды так быстро и точно, что Калоту всего передёрнуло. Он смерил своих военачальников презрительным взглядом и что-то пробурчал, однако слов никто не разобрал — их заглушили громкий топот и боевая песня дровосеков:
Кое-кто из дровосеков в упоении путал слова, но в общем шуме никто этого не замечал, и боевой марш победоносно гремел, а глухое эхо точно сослепу билось о скалы, крепостные стены и башни.
— Видали? — обернулся Гузка к нескольким старикам пастухам, провожавшим дружину со страхом и жалостью во взгляде. — Эти будут вести бой по-умному, а не тяп-ляп, как ваши дураки.
Пристыжённые пастухи ничего не ответили, а Зверолова ужалила зависть, и он крикнул боярину:
— А я, Зверолов, полагаю так: зачем ослеплять дракона перцем, когда можно это сделать стрелой?
— Стрела может и не попасть! — вмешался в спор старейшина по имени Варадин. Он ненавидел Зверолова с тех пор, как вытащил ему из ноги стрелу, а Зверолов ничем не заплатил за услугу.
— Это смотря чья рука пошлёт её! — насмешливо покосился на него охотник. И хвастливо добавил: — Стрела, пущенная рукой Зверолова, ещё никогда не пролетала мимо цели!
— А чем, собственно, плох перец? — спросил Калота, которому хитроумный замысел Колуна пришёлся по душе.
— Тем, что от перца глаз дракона только заслезится, а не ослепнет, — уверенно заявил Зверолов.
— Если заслезится, значит, дракон перестанет видеть! — стоял на своём Калота.
— Да нет, слёзы зрению не помеха! — не уступал Зверолов, хотя обычно остерегался перечить боярину.
— Чушь! Если у него хлынут слёзы, ничего он видеть не будет. На что хочешь спорю! — расхрабрился Варадин, убедившись в том, что боярин на его стороне.
Мало-помалу в спор втянулась вся площадь. Одни говорили, что дракон может и слёзы лить и видеть, другие — что не может. Слова перешли в крики, крики — в вопли, вопли — в махание рук, а там уж заработали кулаки, и началась такая катавасия, что боярин рассвирепел.
— Тихо вы, олухи безмозглые! — рявкнул он. — Ваше дело помалкивать, старейшины без вас разберутся! Иначе для чего мне старейшины? Ну-ка, советники мои, пораскиньте мозгами и скажите, может дракон видеть, когда у него из глаз слёзы льются?
Не успели старейшины открыть рот, как ужасающий рёв снова потряс всю округу.
Люди на площади в испуге прижались друг к другу. Боярин, старейшины и военачальники попрятались за зубцами башни и зажали уши, чтобы не слышать несмолкающего рёва, такого страшного, будто с дракона живьём сдирали шкуру.
Увы! В пещере происходили дела куда ужаснее! Там погибал не дракон, там гибли дровосеки!
Как это случилось? Замысел Колуна оказался плох либо дрогнула его дружина? Ни то, ни другое: дровосеки были людьми смелыми и верными, а замысел их воеводы хитёр и хорош. И всё бы, наверно, произошло так, как было задумано, если бы в решающую минуту не сплоховал дровосек по прозвищу Заячья Губа.
Как вы помните, ему следовало дожидаться дракона на уступе скалы над самым входом в пещеру и оттуда дунуть перцем в единственный глаз чудища. Прекрасно. Но когда дракон, привлечённый ослиным рёвом, высунул голову, у Заячьей Губы затряслись руки, и перец попал дракону не в глаз, а в нос, в огромные его ноздри! Вот тут-то и стряслась беда: дракон чихнул! Залёгших в засаде дровосеков подхватило словно вихрем и понесло к обрыву.
Дракон чихнул ещё раз и ещё, так что рухнули в пропасть даже те, кто попрятался за валунами или в дальнем кустарнике. Люди, деревья, камни, топоры — всё смешалось в одну лавину, а дракон, продолжая чихать и реветь, в ярости дробил хвостом скалы, и на дровосеков низвергался каменный поток.
Однако Колун не потерял присутствия духа. С горсткой самых отчаянных храбрецов он всё же проник в пещеру, чтобы убить дракона либо с оружием в руках пасть в бою. Громоподобное «апчхи» снова отбросило дровосеков назад. Убедившись, что все их усилия напрасны, они отступили на соседнюю поляну. Там уже был кое-кто из их уцелевших товарищей. При виде Заячьей Губы Колун даже затрясся от злобы:
— На куски разрублю тебя! Трус! Размазня! Предатель!
— Я… я… п-п-промахнулся!.. — оправдывался тот, заикаясь.
— Оставь его, — увещевали дровосеки своего разъярённого вожака. — Пускай живёт! Пускай
