Глава пятая
Переговоры с драконом. Как созрело решение начать войну
Волопас точно исполнил приказание Гузки. Он пошёл не вдоль реки, а прямо к скалам, что высились на другом берегу, как раз напротив пещеры. Сверху вход в пещеру был хорошо виден, к тому же тут было вполне безопасно, потому что пещеру отделяло от скал глубокое ущелье, на дне которого шумно пенилась река.
Голосистый посланец выбрал самый высокий утёс, вскарабкался на него, и над ущельем пронёсся клич:
— Э-ге-ге-эй, дракон! Ты слышишь меня, да?
«Да-а!» — откликнулось эхо.
Волопасу и в голову не пришло, что ему отвечает эхо, он поверил, что с ним говорит сам дракон, и продолжал кричать в полный голос:
— Старейшины и боярин Калота прислали меня спросить, хочешь ты жить с нами в мире, а мы за это будем платить тебе дань.
«Да-а-а!» — снова донеслось из пещеры.
И обрадованный Волопас прокричал:
— Какую ты хочешь дань? Может, будешь есть коз?
«Ко-оз!» — опять ответило эхо.
— А коней?
«Не-е-е!»
— Ишь ты, привередничает! Коней ему не надо, а у купца ослов и верблюдов за милую душу слопал! — проворчал Волопас.
— Тебе небось теляток надо? — снова крикнул он, и эхо опять принесло утвердительный ответ. — Губа не дура! Понимает, что сладко, проклятый драконище! — пробормотал Волопас, потом набрал в лёгкие побольше воздуху, и через ущелье полетел новый вопрос: — Сколько голов тебе нужно в день? Говори!
«Ри-и-и-и!» — принесло в ответ эхо.
— По три в день?! — схватился за голову глупый Волопас. — Матушки мои! Волов бы ему старых скормить, чтоб подавился, так нет — ему телят подавай!.. А кого тебе — тельца или телицу? — растерянно спросил он.
Долетевшее эхо прозвучало как «девицу», и Волопас, выпучив глаза, в отчаянии стал рвать на себе волосы.
«Девицу?! Да мыслимое ли дело девицу отдавать на съедение? Может, я ослышался? Спрошу-ка ещё раз», — подумал он и опасливо переспросил:
— Тебе и вправду, девицу подавай?
«Давай…» — прокатилось эхо.
— Сгинь! Пропади ты пропадом, чудище проклятое! — выругался Волопас. — Я ещё в жизни ни на одну девушку взглянуть не посмел, а он ими обедать собирается!.. Эй, дракон! Мы тебе вместо девицы по две телицы давать будем. Согласен иль нет?
Вопрос доказывал, что Волопас не так уж глуп, но ответ, как и следовало ожидать, был отрицательный.
Тогда Волопас пустился на хитрость:
— Может, ты лучше наших старейшин слопаешь? Они жирные! Согласен на старейшин, нет?
«Не-е-е!»
— Вот обжора окаянный! Знает, что у старейшин мясо жилистое, старое, а у девушек — нежное, молодое. Чтоб тебе сдохнуть! — выругался парень, который только с виду был грубый, сердце-то у него было доброе.
Всю обратную дорогу он думал, как быть, а потом наконец надумал: «Перескажу старейшинам, что ответил дракон, пускай они решают, как быть. Значит, так…»
Он остановился, припоминая, что должен передать старейшинам.
— Значит, так… одну козу, — бормотал он, загибая пальцы, чтоб не сбиться, — трёх телят и одну девушку… Каждый день! О небо!
Весть о том, что дракон требует каждый день на обед козу, трёх телят и одну девушку, до смерти испугала крестьян. Все снова сбежались на площадь, поднялся крик, спор.
— Девушек — ни за что! — решительно заявил Козёл. — Даже когда мы в рабстве были у туполобых, и то не покупали мир такой ценой! Девушек в жертву приносить!
— Коз, телят — так и быть, но девушек — нет! — поддержал его молодой дровосек с рассечённым лбом. — Вдруг мир с драконом продлится, скажем, триста дней? Где мы возьмём триста девушек? В Петухах и без того девушек мало, многим парням приходится привозить невест из дальних краёв.
— Дракон и вправду девушек требует? — в третий и четвёртый раз спрашивал Гузка злосчастного посланца.
— Разрази меня гром, если я ослышался! Своими ушами слыхал! — в третий или четвёртый раз клялся тот. — Я спросил, кого ему — тельца или телицу, а он в ответ: «Девицу, девицу!»
— Это что же, дракон по-человечьи говорить умеет? — удивился Панакуди.
Но Калота из окна дворца прикрикнул на него:
— Да он своими ушами слышал! И не одним ухом, а двумя!.. Ведь двумя, верно? — обратился он к Волопасу. — Ты обоими ушами слышал?
— Обоими, обоими! — подтвердил тот.
Но Панакуди всё ещё сомневался:
— Да у тебя небось уши немытые!
Калота опять оборвал старика:
— Это не помеха! По себе знаю! — И, обращаясь ко всем, продолжал: — Слово за вами, мужики! Думайте и решайте. У меня во дворце ни одной девушки нет.
— А дочка твоя, боярышня Анна-Мария-Лизекалота? — спросил Колун.
— Моя дочка уже сосватана за боярина из Нижнего Брода, она в счёт не идёт! — ответил Калота, злобно сверкнув глазами.
— Опять хитрит, изворачивается! — поднялся ропот, но открыто возразить боярину никто не посмел.
Только Двухбородый троекратно выругался:
— Кабан толстобрюхий, кабан толстобрюхий, кабан толстобрюхий!
— А ну, утихомирьте-ка их! — крикнул Калота стражникам. — Распустили языки!
И хотя Гузка подавал ему знаки — мол, предоставь всё мне, твоя милость, я уломаю мужиков, — он грозился и орал.
Стелуд затрубил в боевой рог, остальные стражники натянули тетиву луков, прицелились, и тишина на площади восстановилась. Тогда заговорил Панакуди.
— Предлагаю перегородить реку! — крикнул он. — Вода подымется и затопит дракона…
— Не годится! — раздался голос Калоты. — Не годится! Если вы запрудите реку, что станет с моими водяными мельницами? Вам же самим негде будет пшеницу молоть. С голоду околеете! Не понимаете, что ли?
— Была б пшеница, она и немолотая хороша — вари да ешь! — заметил кто-то.
— Пшеницы не будет — желудями прокормимся! — поддержал его другой.
Но Калота находил новые увёртки.
— Вы ещё, того и гляди, сено жрать начнёте! Нет, не позволю я вам жёлуди есть, чтобы потом не говорили, будто при боярине Калоте люди желудями кормились, как дикие свиньи.
— Лучше пусть нас дракон съест! — не упустил случая подлизаться к боярину Гузка.
— Ясное дело, лучше! — поддержали Гузку остальные старейшины. — Губить мельницы нельзя.
— Оттого у них о мельницах забота, что там денежки боярина Калоты! — под смех толпы выкрикнул Панакуди.
