– Прекрати, Натан, черт бы тебя побрал!
Женщина смотрит на меня и вздыхает устало. Она страшно худая и измотанная. Они с коляской похожи. Младенец обиженно вопит – не понравилось, что уложили. Его маме хочется капельку сочувствия.
– Тяжело с ним? – Мне пришлось как следует откашляться, ведь я со вчерашнего вечера не открывала рта.
– Чё ж хотите – два года. Хужее не бывает.
Птица чирикает прямо у нас над головами, и мы обе невольно вскидываем глаза.
– Полный комплект? – спрашиваю я. На младенце в коляске все розовое – похоже, девочка.
– Хорошо б, коли так. У меня ж еще трое. В садике и в школе. – Она вынимает пачку сигарет из сложенного верха коляски, закуривает и выдыхает дым прямо на младенца. – Детки-то есть?
Натан злобно пинает колесо, и младенец снова заходится в крике.
– Нет, – отвечаю я.
Мать дубасит старшего, а я смотрю, как малютка сучит ножками внутри тонкого розового спальничка, и думаю о том, что однажды по этим ножкам тоже съездит материна ладонь.
– Хочу пи-пи! – Натан приплясывает, зажимая пах то одной рукой, то другой. Щеки у него горят, а на шортах, я вижу, расползается мокрое пятно.
– Да что за черт, Нат! Ты ж только что ходил. – Она близоруко щурится в сторону туалета по ту сторону игровой площадки. – Иди за дерево, а то пока я Джо-Джо из коляски вытащу…
Натан мотает головой, мычит и хватается за попу. Мальчонка уже красный как рак, долго ему не удержать все, что просится наружу. Мать дергает его за руку, впивается ногтями в детскую кожу, а мне кажется – прямо в мое сердце.
– Давайте помогу, – предлагаю я.
Женщина так и замирает на полусогнутых ногах, приподнявшись со скамейки. Смотрит на извивающегося сына, потом на Джо-Джо.
– Приглядите за ней? Я мигом. – Она выплевывает горящую сигарету, и та исходит дымом под коляской.
– Да-да, конечно!
Моя ладонь уже лежит на ручке, легонько покачивая коляску. Вопли Джо-Джо заметно стихают, сменяясь удивленными всхлипами, словно малышку никогда не укачивали. Ее мать тащит Натана через площадку и скрывается в низеньком здании с бетонными стенами в разноцветных граффити.
– Ш-ш-ш… Ш-ш-ш…
Я склоняюсь над Джо-Джо, она умолкает, беззубо улыбается. Сунув кулачок в рот, запрокидывает голову, и я вижу катышки грязи в складке пухлой шейки. Я протягиваю руки и подхватываю малютку под мышки. Качнув головкой, Джо-Джо недоверчиво таращится на меня. А я бросаю взгляд в сторону туалета.
Она сказала – мигом.
Джо-Джо пахнет кислым молоком, отрыжкой и мочой. Подгузник малютки насквозь промок.
– Да нашу красавицу надо переодеть!
Я встаю. Мои ноги больше мне не принадлежат. Я слышу крик Наташи. Никто не обращает на меня внимания. Джо-Джо пускает белую слюну мне на воротник и присасывается к кулачку. Снова крик Наташи. Она плачет и плачет, пока я всматриваюсь в здание позади площадки. Солнце брызжет на нас сквозь листву деревьев, и трава от него в крапинку. Я растираю подошвой дымящийся окурок, Наташа кричит все громче, и я убегаю от ее плача. Прижав к груди изумленную Джо-Джо, я несусь через площадку и прочь из парка.
Глава XXIX
Руби тянула уже вторую чашку шоколада, и в другой ситуации Роберт непременно пошутил бы насчет ее молочно-коричневых усов. Но сейчас он и дышать боялся – вдруг его девочка рассыплется на кусочки или растает в воздухе.
– Так мама в Брайтоне? – не в первый раз спросил он. Можно было бы и догадаться.
Руби кивнула.
– А ты приехала на вокзал в час ночи?
Еще один кивок. Черные, давно немытые волосы неопрятными прядями качнулись вдоль лица.
– И куда же исчез целый час? Что ты делала?
Руби поднялась, повернула кран и сунула чашку под холодную воду.
– Так… Сидела. Думала. Все такое, короче. – Она опять съежилась на стуле. – Позвонила Арту.
– Я оставила записку у Бакстера, – бесцветным тоном сообщила Руби.
Роберт попытался пальцем приподнять ей подбородок. Девочка дернулась и уронила голову.
– Почему вы уехали?
Руби пожала плечами:
– Мама так решила. Я не хотела…
Она походила на маленького ребенка, увиливающего от наказания за разбитую тарелку.
– Но мама хоть что-то тебе объяснила?
Руби вздохнула:
– Типа устроим себе каникулы. А когда приехали к Бакстеру, я их разговор услышала – что надо квартиру для нас снять и подыскать маме работу. Она сказала, что убегает в последний раз. – Руби подняла влажные глаза. – Тоже мне каникулы. Ни на пляж сходить, ни хоть монетки покидать с пирса.
– То есть… вы уехали навсегда? – Роберт болезненно скривился. Лучше бы Руби не возвращалась и не лишала его последней надежды.
– А у нас всегда все
Луиза появилась в четыре часа утра. Или ночи. По телефону говорила, что в ее приезде нет смысла, но навыки убеждения юриста существенно превосходили ее способность отказывать, тем более спозаранку. К тому же он посулил добавку за беспокойство.
– Руби спит.
Он сам уложил ее в постель и подоткнул одеяло, защищая свою бесценную добычу от хищников. Теперь Руби – единственная ниточка, связывающая его с прежней,
– Похоже, решение матери нравится ей не больше, чем тебе. – Луиза крутила на пальце обручальное кольцо. – Сбежав от Эрин, девочка ясно дала понять, с кем хочет остаться.
– Скажи это ее матери. – Роберт бросил взгляд в окно: на горизонте расплывалась бледная полоска. Что предложить гостье на рассвете? Яичницу? Чашку чая? Или чего-нибудь покрепче?
– Ну и что прикажешь делать, босс… – Луиза глянула на запястье и скорчила гримасу: забыла надеть часы, – в эту чертову рань?
– Ничего.
– Уточняю: ты платишь мне за то, чтобы я ничего не делала?
– Именно. Просто помоги дождаться. Результатов анализа ДНК, – добавил он, поймав недоуменный взгляд Луизы.
После кофе Роберт все-таки соорудил яичницу. Луиза сидела спиной к плите.
– Ты отдаешь себе отчет, какую лавину стронешь с места, если результат теста покажет, что Эрин – не биологическая мать Руби?
– Да, – буркнул Роберт. – А с чего бы, по-твоему, я стал возиться с яичницей. Черт, второе разлилось. Чур, это твоя порция.
Немного позже, когда чернота неба расцветилась розовым, голубым и оранжевым и машины ожили на улице, они вышли в сад.
– Пора завязывать с куревом, – сказал Роберт, жадно втягивая дым.
Он вспомнил прокуренный зал «Оленьей головы» и выудил из кармана карту.
– Это еще что?
«Правосудие» ухмылялось ему, подмигивало, но прежде всего, эта карта – устами самой Черил – убеждала его в том, что он поступает верно.
Роберт снова затянулся, устремив прищуренный взгляд вдаль, к восходящему солнцу.
– Ответ.
Предсказанная Луизой лавина проблем обрушилась гораздо раньше, застав их врасплох. Роберт решил дать Руби отоспаться, но Луиза потихоньку заглянула в спальню девочки – проверить, все ли в порядке. Лучше бы она этого не делала…
– Роб!!! Руби исчезла!
– Как это? – Он в жизни не слышал, чтобы Луиза так кричала.
– В комнате ее нет. Ее нигде нет! – Луиза рывком открывала одну дверь за другой.
– Так, ладно. Без паники. Она могла пойти в школу.
Роберт слетел вниз, набрал номер Грейвуд-колледжа. Положив трубку, обернулся к Луизе и покачал головой. Сотовый Руби отсылал к голосовой почте. Роберт оставил сообщение с просьбой как можно быстрее вернуться домой.
– Не волнуйся, Роб, с ней ничего не должно случиться. Уверена, девочка решила поразмыслить. Наедине.
Час ожидания – и Роберт совершенно отчаялся. Кружил по дому, мерил шагами каждую комнату – лишь бы не думать о том, что творится с его семьей.
Ровно в полдень Луиза позвонила своему приятелю с кафедры генетики. Джеймс сказал, что результатов теста пока нет, но подсластил пилюлю хорошей новостью: образцы вполне пригодны для анализа.
Они ждали целый день. Изредка обменивались фразами, напрягали слух – телефон? шаги на крыльце? звякнули ключи? К пяти часам Роберт был близок к безумию.
Неожиданно он хлопнул ладонью по лбу, схватил куртку, мобильник, ключи.
– Ну конечно! Руби наверняка
– Двадцать первое. А что?
– Арт пригласил ее к себе на праздник летнего солнцестояния.
– Адрес знаешь? – Луиза тоже собрала нужные мелочи и набросила тонкий кардиган. – Ноутбук оставлю включенным – вдруг Джеймс скинет письмо с результатами теста. – Она осторожно прикоснулась к руке Роберта: – Уже скоро, поверь.
Выйдя на крыльцо, Роберт посмотрел на небо, неестественно синее, будто с рекламного буклета.
– Я понятия не имею, где живет Арт. Хотя… быстрей! – Он зашагал к машине с решительным видом человека, который знает, что делает. – Надо успеть в Грейвуд, пока колледж не
