Моя чужая дочь

– Прекращай спектакль, Руби. – Он повернул зеркальце заднего вида так, чтобы не видеть ее перекошенное от ярости лицо.

Выкрики «Ненавижу!» и «Всю жизнь мне испортил!» он отбил воображаемой ракеткой для сквоша. Ей тринадцать. Самое время для подобных выпадов.

– Прекращу, как только отпустишь обратно! – Руби ткнула коленкой в спинку сиденья Роберта. – У меня есть права! Ты вообще представляешь, что опозорил меня перед всеми?

Но форменный хук ему в челюсть Руби нанесла другими словами.

– Ты мне не отец! – злобно процедила она. – И нечего указывать, что мне делать!

– Куда мы, собственно, направляемся, Роб? – спросила Луиза, заметив, что он проехал поворот к своему дому.

– К матери Руби. Пора бы им встретиться.

Что есть силы стиснув руль, Роберт не отводил взгляда от дороги. Как ему хотелось сейчас поделиться своими мыслями о деле Боуменов, объяснить, что дети должны жить с настоящими, любящими родителями. Но он знал, что все это прозвучит фальшиво. Более того, оплачивая время Луизы, он не был настроен на ее возражения.

Роберт гнал машину, лавируя в плотном потоке, и вскоре свернул на M1. Во второй раз за двое суток он направлялся в Нортгемптон, и если одна его половина будто одеревенела, лишенная жизни, то вторая чувствовала себя вершителем судеб.

Он украдкой глянул на Луизу. Спокойная, элегантная даже в джинсах и футболке. На ногах кожаные сандалии, пальцы длинные, с темно-вишневым лаком. Роберт многое отдал бы, чтобы на ее месте сейчас сидела Эрин. Чтобы вернулись они, к примеру, с уик-энда в Сомерсете, поужинали по-семейному, а потом Руби мирно заснула в своей комнате, а они с Эрин – в обнимку в супружеской постели.

– А подождать результатов ДНК-теста не хочешь?

Луиза понизила голос, хотя Роберт перебросил на заднее сиденье свой МРЗ-плеер, и Руби тут же нацепила наушники.

Выдернутый из раздумий, Роберт, стиснув челюсти, покачал головой.

– Нет. Результаты только подтвердят то, что мне и так известно. Не могу больше ждать. Это не жизнь, а черт знает что. К тому же полиция все равно проведет собственное расследование, и без ДНК-теста не обойдется.

– Полиция? – переспросила Луиза, но ответа не дождалась.

Роберт молчал. Думал. Пытался выкинуть из мозгов Дженну, умолявшую не повторять прежних ошибок. Он заключил с ней сделку: если Дженна перестанет его преследовать, он приложит все усилия, чтобы избавиться от своей пресловутой паранойи, которая в конце концов Дженну и погубила. Уже на подъезде к Нортгемптону Роберт вдруг понял, что может включать и выключать голос Дженны по собственному желанию. И тут же воспользовался этим, заставив ее умолкнуть.

Руби давно сняла наушники и проспала почти всю дорогу, измотанная бессонной ночью. Когда Роберт снизил скорость, она заерзала, приподняла голову, потерла лицо.

– Куда это мы, пап?

– Повидаться с человеком, который ждал встречи с тобой целых тринадцать лет.

Как ни странно, больше Руби вопросов не задавала.

Попетляв по городу, свернули на улочку из стандартных домишек. Вечернее солнце метало стрелы вдоль улицы, отражаясь от капотов и ветровых стекол припаркованных автомобилей. Роберт опустил козырек и покатил вдоль тротуара, выискивая, где бы приткнуться.

Довольно скоро «мерседес» удалось втиснуть меж двух машин. Роберт заглушил мотор и вышел. Руби не шелохнулась. Он открыл заднюю дверцу, заглянул в салон, осторожно погладил девочку по голове. Она взмокла, волосы прилипли ко лбу. Черные волосы. Совсем как у ее матери, Черил. Полусонный взгляд Руби скользнул вдоль улицы, и Роберт прочитал в глазах девочки удивление: куда ты меня привез?

Домой, безмолвно ответил Роберт. Я привез тебя домой.

У этой девочки должна быть мама. Каждое мгновение своей жизни Руби должна знать, что безмерно любима той матерью, с которой останется. Мысль о том, что это может быть не Эрин, а другая женщина, едва его не убила. Мысль о том, сколько страданий выпало на долю Черил, переворачивала ему душу.

Последние несколько дней он только и делал, что примерял на себя всю гамму эмоций, пережитых Черил за тринадцать лет: чувство вины, презрение к себе и страшная боль утраты, обида и гнев на свой жребий. Теперь же ему предстояло оказаться на месте Эрин, когда ее арестуют, отдадут под суд, приговорят.

Черил и Эрин. Две женщины, две матери. Они обменяются судьбами.

Наказанием для Эрин станет не тюрьма, а потеря Руби – вот что сильнее всего терзало Роберта.

Ну а Руби… Со временем она поймет. Рана постепенно зарубцуется. Руби узнает свой настоящий день рождения, и какой погодой встретил ее этот мир, и что сказал ее папа, впервые взяв дочь на руки… Черил сможет описать каждый день жизни Руби, но лишь до ее восьми недель. А дальше все вопросы только к Эрин.

Даже если Руби останется здесь, я все равно смогу ее видеть. Понадобится – через суд потребую свиданий. У Роберта мелькнула мысль представлять Черил в суде, но он ее тут же отбросил. Слишком похоже на дело Боуменов. Если на месте Мэри окажется Эрин, чем он сам будет лучше Джеда Боумена?

– А где мы? – Руби вылезла из машины и одарила Луизу хмурым взглядом. – Я хочу к маме.

Роберт вздохнул. Знала бы она, что попала в самую точку.

– А я хочу тебя кое с кем познакомить.

Взяв девочку за руку, Роберт повел ее к дому номер 18. К дому Черил, где когда-то жила и она сама. Набрал полную грудь воздуха, задержал дыхание. И постучал в дверь.

Старенький «форд-эскорт» протарахтел по улице: стекла опущены, музыка гремит во всю мощь.

Черил не открывала. Роберт стукнул еще раз и посмотрел на часы. Половина девятого, еще светло и далеко до вечерней прохлады.

– В «Оленьей голове», – прошептал он, так и не дождавшись ответа на стук.

Путь не близкий, но выбора у Роберта не было. Он как-то не предполагал, что может не застать Черил дома. Пока Луиза и Руби ждали в машине, Роберт вошел в пивную.

– Не подскажете, Черил Варни здесь?

На этот раз клиенты не осаждали девушку за стойкой – бар был почти пуст.

– Не-а, – отозвалась она меланхолично, натирая полированное дерево. – Сегодня не будет. Она вообще только раз в месяц приходит. Вот, забыла позавчера. – Девушка нагнулась, покопалась под стойкой и выпрямилась с коричневой сумочкой в руке. – Вы ее скоро увидите? Может, отдадите?

Роберт округлил глаза, словно Черил забыла в баре «Оленья голова» собственную ногу.

– Да, конечно. Собственно, я ее уже сегодня увижу.

Барменша пожала плечами и протянула ему сумку.

– Удачи. – Роберт ретировался, пока она не передумала.

Прислонившись к багажнику «мерседеса», Роберт открыл сумку и заглянул внутрь. Краешком глаза заглянул в жизнь, разрушенную его женой.

Сверху лежал небольшой кошелек. Роберт отстегнул кнопку и увидел фотографию младенца – точно такую же, как в газете со статьей о похищении дочери Черил. Застегнув кошелек, он бережно опустил его на дно сумки, как будто уложил ребенка спать. Чековая книжка, водительское удостоверение, расческа и два тюбика помады. На самом дне, под упаковкой бумажных носовых платочков, ключи. Брелоком служила крохотная рамка с другим снимком того же младенца.

Роберт убрал ключи в карман и улыбнулся. Теперь двери дома Черил Варни для него открыты. Можно войти и подождать хозяйку.

Глава XXXII

Мы ужинали в итальянском ресторане. Вечером того самого дня, когда познакомились. Пожалуй, неприлично быстро, но ведь он сам предложил. Магазин я закрыла на полчаса раньше, чтобы собраться без спешки. Подумать только, первое настоящее свидание! Мне было двадцать восемь лет – правда, эту цифру знала одна я, для всех остальных мне исполнилось тридцать два, краденый паспорт сработал, – а я еще не встречалась с человеком, который мог по-настоящему меня полюбить. Помню, я все твердила себе: смотри не ляпни под конец, сколько с него за услуги. Руби я оставила под присмотром соседки снизу. Такая милая дама, она сразу к нам прониклась. И в тот вечер вопросов не задавала.

– И для кого же был первый букет? – спросила я с улыбкой, склонив голову набок.

– Для моей секретарши. У нее день рождения.

– А мне еще никогда не дарили цветов. Так что и у меня как будто день рождения!

Тот букет, что Бекко прислал мне в Брайтоне, не в счет… Но мое признание, должно быть, прозвучало дико. Чтобы женщине ни разу не подарили цветы?

За ужином – я что-то жевала, от волнения не ощущая вкуса, – он рассказал мне, что работает в юридической фирме, что был женат. Глядя куда-то в пространство, добавил негромко, что недавно овдовел. Я не спросила, от чего умерла его жена. Потом признался, что любит играть в сквош, а еще любит кино. Живет он в Фулхэме. Он вел себя как джентльмен. За ужин расплатился сам. А когда вышли из ресторана, поцеловал меня.

Он очень старается этого не показывать, но я-то вижу: от Бакстера осталась только половинка. Никто не заменит ему Патрика.

Он рад нам, вместе с нашими набитыми сумками, словно всегда подозревал, что мы вернемся. Он суетится, угощая нас оладьями с сиропом, и настаивает на добавке. На щеке и шее у него розовеют шрамы, но мы молчим о пожаре. Все было сказано в письмах.

– Не понимаю и никогда не пойму, Эрин. – Он ерошит мне волосы жестом, дозволенным только отцу. – Отправлю-ка я тебя назад, вот что я сделаю. Нельзя же вечно бегать, детка. Муж у тебя прекрасный…

– Он такого наговорил! – бурчу я и дуюсь, как обиженная школьница. – Откуда он вообще знает? Нечего ему копаться в моем прошлом.

– Ты ему жена, не забыла? Считай, одна плоть и кровь. – Бакстер щедро поливает вторую порцию оладий сиропом. – И потом, он не копался в твоем прошлом. Это все я виноват. Мы говорили о тебе, я решил, что он знает, и…

– Он все равно со мной разведется – после того, что узнал.

Бакстер в курсе моей истории. За долгие годы, проведенные в его доме, я рассказала ему все.

Руби уже за пианино, играет песню, сочиненную для Арта.

– Эрин, ты должна позвонить домой и успокоить Роберта. Скажи, что с вами все в порядке. Погости у меня пару дней – и валяй назад к мужу.

Роберту я не позвонила.

Мы с Руби бродим по улицам Брайтона. Вспоминаем. Сидим на берегу, как тогда, во время пожара. Квартиру Бакстер отремонтировал, а вот Патрика уже не вернуть. Я сводила Руби на его могилу, положила цветы из магазина Бакстера. Я очень скучаю по Роберту. Я хочу быть рядом с ним. Но мое прошлое этого не допустит.

О том, что Руби уехала, мне сообщает Бакстер. У него бессонница – после пожара ему все чудится ночами звон стекла и крики, – и он первым находит записку, оставленную моей дочерью на кухонном столе.

Все праздники когда-нибудь заканчиваются. На то они и праздники. Поехала домой, к папе. Целую, Руби.

– Так-то вот. Дочь за меня все решила, – говорю я.

Пальцы Бакстера пробегают по моим плечам, как по клавишам пианино.

– Детка, я нутром чую, что Роберт поймет, почему ты жила так, как жила. Только расскажи ему все. Наизнанку вывернись, чтоб аж до боли.

Я собираюсь с духом много часов, почти до вечера. Моя храбрость – как осенние листья в ветреный день: вроде смел их в кучу, а ветерок дунул – и работа насмарку.