– Как же так? – только и выдохнули полушепотом все три генерала и испуганно посмотрели на четвертого – самого главного среди них, имя которого вообще никогда нельзя будет раскрывать – даже через тысячу лет.
– А вот так, – просто ответил им этот четвертый и посмотрел куда-то наверх, под потолок.
Генералы сразу поняли, что в Тутаев ездил человек далеко не случайный, а если уж он тронул за какую там веревочку, то вопрос этот был согласован.
– Прямо вот на таком уровне? – ужаснулся один из генералов.
– Еще выше, – значительно сказал самый старший, и генерал побледнел. Все четверо перевели взгляд на единственный портрет, висевший на стене, и со стороны могло показаться, что в этот момент все они произносят про себя одну и ту же неслышную, но очень важную молитву.
Отголоски этого страшного скандала до самого Потоцкого, который тогда еще был Воронцовым, впрочем, так и не дошли, если не считать того, что при следующей встрече его пожилой знакомый из одного закрытого учреждения угрожающе помахал перед его носом пальцем и насмешливо произнес:
– Больше так не хулигань!
– Не понял! – искренне удивился тот.
– В Тутаев ездил? – строго спросил знакомый.
– Ездил.
– По адресу ходил?
– Ходил.
– Ну вот и не хулигань, – подвел к логической черте собеседник.
– Что-то я не понимаю, – нахохлился тогда Воронцов. – Мне поручили эту девицу искать или нет?
– Поручили, поручили... Тут, Саня, конечно, моя недоработка, – глубоко вздохнул знакомый. – Надо было тебя кое о чем сначала предупредить.
Вот тут-то все потихонечку и начало проясняться. Или, вернее будет сказать, еще больше запутываться.
Девушка, проходящая по всем установочным данным как Людмила Волкова, родившаяся в городе Тутаеве Ярославской области в 1980 году, действительно умерла от неизлечимой болезни, когда ей было шестнадцать лет. И уже потом в одном учреждении решили, что покойная вовсе не обидится, если ее биографические данные после смерти еще послужат родине. Вопрос этот, конечно, с кем надо согласовали, и с некоторых пор семья покойной Люды Волковой стала получать не очень большую, зато постоянную прибавку ко всем положенным пенсиям. И потому, как только неизвестный столичный мужчина через десять лет после смерти Люды вдруг поинтересовался у ее отца тем, как бы ее разыскать, отец покойной немедленно позвонил по давно хранящемуся в заметном местечке телефонному номеру и честно рассказал об этом визите. Зачем и кому это могло бы понадобиться, он не знал, да и, откровенно сказать, было ему это совсем не интересно.
Разница в возрасте у них была совсем небольшая – она была старше тутаевской девочки всего на год. Ее настоящего имени уже никто не знает. Даже если бы кто и захотел, так теперь бы уже все равно не смог узнать, как, впрочем, и она сама. Людмилой Волковой ее стали называть через пару лет после того, как умерла та самая девочка в Тутаеве. До этого – все годы обучения в специальном закрытом интернате, о существовании которого никогда не было сведений во всех органах народного образования Российской Федерации, – ее называли только именем. Совсем теперь не важно, каким именно. Фамилии у нее за все время обучения не было – как не было фамилии ни у кого из тех, с кем вместе она училась. Были только код подразделения и номер войсковой части, под которым скрывался этот интернат. Хотя до этого были у нее и фамилия и имя, конечно, были, только скорее всего тоже ненастоящие. Первые месяцы она жила в Сибири – в больнице, в которой и родилась, а потом уже оказалась в детском доме недалеко от Иркутска.
Лет с семи, когда в детском доме начались занятия по школьной программе, в ней быстро заметили особенные способности. IQ не то что в российских детских домах – в российских школах никто никогда не считал, но учителям сразу стало понятно, что развитие интеллекта у девочки происходит почти пугающими темпами. Никаких паранормальных дарований у девочки не наблюдалось, если только не считать, что ее достижения в области математики сами по себе были паранормальными. Через год – в нарушение всех правил – ее отправили на региональную математическую олимпиаду, где девочка легко обошла своих соперников, которые были старше ее как минимум лет на пять – на шесть. Приглашенные на олимпиаду математические авторитеты профессорского и академического ранга немедленно заинтересовались совсем юным феноменом и были крайне разочарованы через год, когда на той же региональной олимпиаде не обнаружили ее имя в списках участников.
– Что вы себе позволяете?! – кипятился один приезжий из столицы крупный академик, собиравшийся определить запомнившуюся девочку на учебу в специальную школу в Москву. – Это же все равно что разбазаривать народное достояние!..
«Никуда не денешься», – отвечали академику в органах народного образования и детской опеки. Девочку удочерили, а кто удочерил, дескать, не ваше дело, – такие тайны у нас в стране охраняются законом.
– Все, к черту, в стране разваливается!.. – сердился академик. Как раз шел восемьдесят девятый год, и на академика смотрели с пониманием.
Хотя академик оказался не прав. Никто и не думал разбазаривать народное достояние в лице особо одаренных детей. Все обстояло совсем наоборот. Правда, потенциальную Софью Ковалевскую на самом деле вовсе не удочеряли. Хотя да, были и приемные родители, получившие все нужные бумаги из органов опеки, – и воспитатели их хорошо помнят, – были подписаны все необходимые документы, и девочку увезли из детского дома в другую союзную республику.
После чего она и оказалась в специальном закрытом интернате. Таких как она – будущих математических гениев, – здесь набралось сразу две группы. Были в интернате и группы по другим специальностям. Но некоторые дисциплины они проходили все вместе. На этих уроках детей готовили к жизни по совсем другим правилам, чем в обычных школах. И что уж тут говорить – с образованием этой девочке повезло. К тому же после интерната, когда ей уже исполнилось шестнадцать лет, система этого образования вовсе не закончилась. Еще через год ей вручили документы и ее новые и окончательные имя и фамилию. Так она и стала Людмилой Волковой. Вместе с именем и документами она получила фотографии своих родителей и распечатанную собственную биографию, знание которой нужно было доказывать на специальных экзаменах преподавателям каждые полгода.
Так что тот день, когда Люся Волкова возникла в приемной модельного агентства «Мадемуазель Икс» у Евгения Ароновича Линдермана, был запланирован ни Господом Богом, как это поначалу ошибочно решил Линдерман, ни Люцифером, как он полагал впоследствии, ни даже личными модельными амбициями девицы Волковой. Он планировался куда более тщательно и только с одной-единственной целью. Необходимо было максимально законспирировать сам факт существования выдающегося компьютерного аналитика и гения, прятавшегося под личиной вызывающе сексуальной, красивой девицы, мечтающей стать профессиональной моделью. С той же самой тщательностью, включавшей в себя продумывание всех деталей, была подготовлена и первая «романтическая» встреча Мелиссы с банкиром Кадочниковым. Будущие «влюбленные», разумеется, были представлены друг другу заранее, и у них была возможность обговорить любые нюансы предстоящих неожиданностей.
Единственной незапланированной импровизацией во всей этой истории стала поездка Волковой в Турцию. Это не было предусмотрено первоначальным сценарием, как и кастинг в рекламном агентстве, которое готовило съемки в Анталии. Она легко могла бы отказаться от приглашения пройти этот кастинг. Но здесь, похоже, сыграла все-таки свою роль молодость. Почему бы не воспользоваться этими пятью днями
