«Значит, у нашей дорогой мамочки все-таки был роман на стороне».
Если вдуматься, новость не так уж удивила Руби. Женщина, готовая бросить детей и отправиться на поиски славы и денег, не остановится перед тем, чтобы завести интрижку. Удивило Руби другое – что даже через столько лет ей все еще больно.
Она сняла трубку и стала набирать номер сестры. Пальцы дрожали. Руби редко звонила Кэролайн – слишком дорого, но ведь не каждый день увидишь в газете собственную мать, снятую обнаженной, да еще в постели неизвестно с кем.
Кэролайн сняла трубку после второго гудка.
– Алло?
– Привет, сестренка.
Руби вдруг с особой остротой ощутила свое одиночество.
– Значит, ты наконец включила телефон. Я чуть с ума не сошла, пытаясь тебе дозвониться.
– Извини, – тихо сказала Руби. Ей вдруг стало трудно говорить, горло сжал спазм. – Я видела фотографии.
– И не ты одна. Кажется, вся Америка их видела. Я всегда боялась, что случится нечто в этом роде.
На мгновение Руби онемела. Ей-то самой ничего подобного и в голову не приходило.
– Ты знала о ее романе?
– Подозревала.
– Почему же ты мне не сказала?
– Полно, Руби, ты что, забыла? За все эти годы в разговорах со мной ты даже имени ее ни разу не упомянула. Ты ничего не желала о ней знать.
Руби терпеть не могла, когда Кэролайн вела себя так, будто знает все на свете.
– Догадываюсь, что ты ее уже простила, святая Кэролайн.
– Her, – тихо возразила сестра. – На этот раз мне трудно простить, слишком уж все… публично.
– Ах да, я и забыла, что важнее всего – видимость.
– Не надо изображать меня поверхностной и ограниченной, все и так просто. И ты это знаешь.
Руби вдруг стало стыдно. Она ужаснулась тому, с какой легкостью с ее языка слетают обидные замечания, даже в адрес людей, которых она любит. Когда мать их бросила, именно Кэролайн сплотила семью и помогла выстоять, хотя была тогда всего лишь подростком. Она дала Руби все, в чем та нуждалась, поддержала ее. Руби искренне думала, что без Кэролайн не пережила бы тот ужасный год.
– Извини, но твое великодушие почему-то пробуждает во мне худшие чувства.
– Я вовсе не великодушна. Вчера я так злилась, что не смогла удержаться и наговорила ей ужасные вещи.
– Ты с ней разговаривала? – удивилась Руби. – Что она сказала?
– Что ей очень жаль и что она меня любит.
Руби фыркнула:
– Любит! Тогда я боюсь представить, что было бы, если бы она нас ненавидела!
Кэролайн рассмеялась:
– Я собираюсь ей перезвонить, когда успокоюсь. Может, нам наконец удастся поговорить о некоторых… о том, что действительно важно.
– Каро, она не может сказать ничего важного, ей просто нечего сказать. Я тебе давно это твержу.
– Ты ошибаешься. Когда-нибудь ты сама это поймешь, но пока я знаю только одно – вначале станет гораздо хуже и лишь затем положение начнет исправляться.
– Только для тебя, Каро. Ведь это не я, а ты все время пытаешься ее простить.
Прежде чем Кэролайн успела ответить, позвонили в дверь. Звонок играл мелодию «Я встретил девушку по имени Мария».
«Надо его сменить», – подумала Руби. Макс считал, что это забавно, но ей так не казалось.
– Кэролайн, я больше не могу разговаривать, кто-то пришел. Учитывая мою невезучесть, это вполне может быть домовладелец, который явился за квартплатой.
– Береги себя.
– Ты тоже. И поцелуй за меня племянницу и племянника.
Руби повесила трубку, но дверь решила не открывать.
Вполне возможно, что это действительно домовладелец.
Она прошла на кухню и стала открывать дверцы шкафов. В основном на полках было пусто, но она отыскала полбутылки джина и бутылку вермута. И то и другое оставил Макс. Руби сделала себе мартини в пластиковом шейкере и перелила в пластиковый стакан.
Звонок заиграл «Марию» в третий раз. Руби сдалась. Быстро отхлебнув мартини, она босиком прошлепала по вытертому ковру к двери и заглянула в глазок.
