Руби не знала, как облечь то, что она узнала, в более или менее пристойные слова, поэтому просто сказала:
– Когда Нора ушла, у отца был роман на стороне.
Кэролайн выпрямилась:
– Ах это…
– Так ты знала?
– Об этом знал весь остров.
– Кроме меня.
В улыбке Кэролайн сквозила нежность.
– Ты не хотела знать.
Руби с трудом нашла в себе силы продолжить.
– Каро, она оказалась не такой, какой я ее считала. Мы живем с ней в одном доме, и я начинаю узнавать ее ближе, хочу я этого или нет. Мы… мы разговариваем.
– Ты начинаешь ее узнавать?
В глазах Кэролайн что-то промелькнуло. Будь это не сестра, а кто-то другой, Руби подумала бы, что зависть. Внезапно Каро встала и вышла из комнаты. Через несколько минут она вернулась с двумя стаканами вина и пачкой сигарет.
Руби расхохоталась:
– Сигареты? Ты шутишь? Сигарета и ты – все равно что…
– Не надо острить, прошу тебя.
Кэролайн открыла стеклянные двери, они с Руби вышли и сели за столик под широким зонтом. Лужайка для гольфа, начинаясь за домом, спускалась в долину и поднималась с другой стороны, упираясь в ряд домов, поразительно похожих на этот. Кэролайн достала из пачки сигарету и закурила. Руби последовала ее примеру. Она не курила много лет, и давно забытое ощущение показалось ей довольно забавным.
Сестра затянулась, выдохнула дым и посмотрела вдаль. Облачко дыма окутало ее лицо.
– Я много лет общаюсь с мамой, время от времени встречаюсь с ней за ленчем, звоню по утрам в воскресенье, веду себя, как подобает дочери, и при этом мы остаемся друг для друга вежливыми незнакомками. А ты… – она посмотрела на Руби, прищурившись, – именно ты ведешь с ней беседы, хотя обращалась с ней как с прокаженной.
Повисло неловкое молчание. Руби не знала, как его нарушить.
– Мы застряли в одном доме.
– Дело не в этом. – Кэролайн снова затянулась, медленно выдохнула дым и уставилась на траву. – Какая она?
– Самое неприятное, что она умнее меня. Все время заставляет меня вспоминать, какой была раньше, какими были мы. Знаешь, это больно. Сегодня утром, переправляясь на пароме, еще до того, как отец меня огорошил, я вспоминала наши поездки на окружную ярмарку. Как мы разговаривали по дороге, ели сладкую вату, бросали монетки на уродливые китайские блюда, и я… мне ее не хватало.
– Мне знакомо это чувство.
Руби заметила, что у сестры дрожат руки.
– Ты ее простила? Я имею в виду, простила по-настоящему?
Каро подняла голову:
– Я пыталась все забыть, и мне почти удалось. У меня такое чувство, будто это произошло не с нашей семьей, а с какими-то другими людьми.
– Значит, ты простила ее ничуть не больше, чем я. Просто ведешь себя тактичнее.
Кэролайн попыталась улыбнуться, но глаза смотрели безрадостно, и это тревожило.
– Руби, твоя честность – дар Божий, даже если она причиняет людям боль. Ты… понимаешь, ты – настоящая. А я, похоже, не могу…
Из открытого окна дома донесся визг. Руби вскочила:
– О Господи! Кого-нибудь убили?
Кэролайн поникла, как сдувшийся шарик, плечи опустились, с лица словно сбежали все краски.
– Принцесса проснулась.
Руби шагнула к сестре:
– Каро, ты в порядке?
Улыбка Кэролайн была слишком мимолетной, чтобы считаться настоящей. Руби поняла, что сестра снова притворяется. Она встала и пошла в дом, напряженная спина, казалось, не гнется. Руби последовала за ней.
– А-а-а!
На этот раз кричали два голоса.
