это заслугой адвоката Скотта?..
Сочельник, служба, Джейсон осторожно оглядывает прихожан.
Потом индейка и пудинг.
Что-то не так. Что-то случилось.
В начале вечера, сочтя, что уже достаточно выждал, он спрашивает:
— А где Чипп… где Мэри? Дочь лавочника?
Воцаряется молчание. Священник глухо кашляет, потом встает и уходит в свой кабинет, словно не слышал вопроса.
— Да, — тихо вздыхает тетя и мешает ложечкой в стакане с пуншем. — Да, это такая ужасная история…
Джейсон, Джейсон, что в тебе не так, если с тобой случается такое?
Ты падаешь, падаешь, падаешь через мировое пространство, падаешь и не просыпаешься, как просыпался в детстве, потому что это не сон. За окнами усадьбы священника на полях лежит снег. Ты превращаешься в лед, Джейсон. Ты один идешь по пустоши и знаешь, что это в последний раз. Больше ты никогда не придешь сюда.
— Итак, господа, вопрос о наследственности и инстинкте размножения лучше всего начать с изучения крыс.
Университет, второе медицинское отделение. На кафедре веселый и по-утреннему бодрый профессор.
— Всем известно, что грызуны размножаются необыкновенно быстро, однако насколько быстро это происходит у крыс, вам станет ясно, когда я вкратце обрисую жизненный цикл крысы, так сказать, ее биографию.
Студенты засмеялись.
— Если взять обычную небольшую крысу, — с этими словами профессор вынул из клетки одну крысу, — ничто в ней не внушит вам особого уважения. Нельзя сказать, что она выглядит противно. Симпатичный зверек, для которого характерны мягкий нос, усы, пронзительные глазки… Хвост, правда, подкачал, но…
Студенты опять засмеялись.
— Но для человека и человеческого общества этот маленький зверек гораздо опасней, чем самые большие и сильные хищники. У нас в Англии известны два вида крыс: первый — черная крыса, Rattus Rattus, раньше эта крыса встречалась часто, но теперь ее вытеснила широко распространившаяся обычная коричневая крыса Rattus norvegicus. Этот вид достигает в среднем девяти дюймов в длину, имеет светло- коричневый окрас с примесью серого, шея и брюшко — грязно-белые, лапки — цвета светлой кожи, так же как хвост, который по длине равен туловищу. Эта крыса живет практически всюду; на берегах рек она питается лягушками, рыбой и мелкими птицами, но иногда нападает на кроликов и молодых голубей, если сумеет до них добраться.
Однако она питается и вегетарианской пищей, чем наносит большой урон зерну, на полях и в закромах, а также запасам фруктов и овощей. Эта крыса сильно кусается, раны от ее укусов очень болезненны из-за ее длинных острых зубов неровной формы и плохо заживают.
Крысы необычайно плодовиты. Если бы не их безудержный аппетит, численность крыс быстро вышла бы из-под контроля. Когда нет другого корма, они поедают даже друг друга; взрослые самцы, как правило, живут отдельно, и все остальные крысы боятся их как своих злейших врагов. Ибо они нападают на своих более слабых сородичей. Это прекрасный пример того, что выживает сильнейший, и в то же время пример саморегулирования вида, прошу, господа, обратить на это особое внимание.
Интересно, что в крысиных норах находят шкурки съеденных крыс, и часто крысы во время еды выворачивают эти шкурки наизнанку, то есть шкурки валяются изнанкой наружу, даже лапки и хвосты бывают вывернуты!
Профессор взял крысиную шкурку, вывернутую наизнанку. При этом необычном зрелище студенты неуверенно засмеялись.
— Самка приносит потомство круглый год; двенадцать выводков в течение одного года — вполне обычное явление. Она вынашивает плод около месяца, и как только ее очаровательные малыши увидят свет, она уже может быть снова оплодотворена. В среднем в каждом выводке насчитывается до шестнадцати крысят, ученые наблюдали, что мать кормит детей практически до того мгновения, как из нее высыплется следующий выводок. Она, так сказать, живой садок для мальков, а инстинкт размножения самцов почти столь же неутолим, как и их голод.
В половом отношении малыши созревают через пять-шесть месяцев, поэтому, если считать, что жизненный цикл крысы длится четыре года, то одна пара крыс теоретически может иметь за это недолгое время трехмиллионное потомство.
Последствия подобной плодовитости — если ей ничто не помешает — очевидны. Из Испании сообщалось, что целые города на равнинах оказывались подрыты крысами, а плодородные земли превращены в пустыни; Плиний Младший рассказывает, как Август однажды отправил целый легион на острова Майорку и Минорку, подвергнувшиеся настоящему нашествию этих маленьких вредителей. Люди там буквально ходили по крысам, и легионеров ждала довольно неприятная работа.
Словом, мы должны быть благодарны склонности крыс к каннибализму и междоусобным войнам. Самец обладает удивительной кровожадностью по отношению к собственному потомству, а самка, которой это известно, пытается, как может, прятать детей в каком-нибудь недоступном для отца месте до тех пор, пока они не вырастут настолько, что смогут сами постоять за себя. Однако папаша нередко находит своих детей там, где их спрятала его благоверная, а случается, даже убивает ее, чтобы добраться до них. И съедает всех, кого может.
Об этих животных можно рассказать много интересного, но хватит и этого. Переходя теперь к вопросу о наследственности, я прошу вас обратить внимание на следующее…
Университет. Студенты режут и крыс, и трупы. Сначала осторожными, неуверенными движениями, потом с пугающим их самих равнодушием. Впоследствии все это время будет видеться Джейсону в призрачном, блеклом и неярком свете. Это свет газовых фонарей, горевших темными вечерами в анатомическом театре, там, при этом сумеречном свете, курящие молодые люди в одних рубашках и жилетках вскрывали брюшину и легочную сумку и обнажали тайны, которых никто не должен был видеть и не мог понять. Голые серые тела с характерной влажностью кожи лежали на столах. Старые и молодые, мужчины, женщины и дети. Сперва они просто лежали там. Потом их вскрывали и постепенно расчленяли. В конце концов от них не оставалось ничего. В этом-то и заключалась тайна.
Запах анатомического театра — сладковатый запах формалина и дезинфицирующих средств, смешанный с отвратительным запахом тления, — пропитывал одежду Джейсона, его кожу и надолго застревал в носу.
По вечерам, под впечатлением событий дня, Джейсон возвращался в свою меблированную комнату, безликую мансарду в бедной части Лондона. Бывало, едва войдя, он хватал скрипку и играл почти до полуночи, забыв о том, что ему надо заниматься и готовиться к завтрашнему дню. Он не выбирал, что играть, играл без нот подряд все, что помнил, одержимо и бессистемно. Потом он, не задумываясь, играл что-то совершенно незнакомое, для него это были только звуки. Он играл до тех пор, пока кто-нибудь из соседей не начинал в ярости стучать в стену или в потолок, а то и сама хозяйка, миссис Буклингем, поднималась к нему и призывала его к порядку. Миссис Буклингем была полная, энергичная, уже далеко не молодая дама с шаркающей походкой, от нее пахло жареным салом и влажной шерстью. Она всегда была на ножах с кем-нибудь из своих жильцов, и Джейсон подозревал, что днем, когда он отсутствует, она отпирает его комнату и шарит в его вещах. Она единовластно правила в своих меблированных комнатах, и один из жильцов, склонный к юмору, окрестил ее дом Буклингемским дворцом. Когда грозная миссис Буклингем, задыхаясь от одышки, поднималась к Джейсону, ему казалось, что перед ним одно из безобразных, безымянных тел в анатомическом театре; усилием воображения он цинично представлял себе, что она уже вскрыта, белые отложения жира отодвинуты в сторону, и кто-то достает пальцами ее печень. Это была его месть. Так он заставлял себя смотреть на весь мир — на студентов, с которыми учился, на
