кругу, и следили за тенями, плясавшими на потолке и стенах.
Когда первая бутылка опустела, они приступили к осуществлению своего замысла.
Сначала они обошли театр и осмотрели все трупы. Их было много, темой последних занятий была смерть от несчастного случая или в результате насилия — студенты должны были увидеть, как выглядят трупы людей, умерших неестественной смертью.
Один старик напоминал адмирала Нельсона; он угодил под телегу с пивом и потому стал еще больше похож на прославленного морского героя; это был Нельсон после Трафальгарского сражения.
Потом они занялись огнестрельными и ножевыми ранениями, последние не произвели на них большого впечатления. Хьюго повторно проходил этот курс из-за многочисленных пропусков занятий в прошлом году, он все это уже знал и потому с умным видом объяснял Джейсону и Манро, что открывалось их глазам. Ему доставляло удовольствие показывать им шею и лицо повешенного со всеми характерными признаками; Джейсон и Манро с интересом слушали его объяснения. Один покойник умер от отравления, другие — от тяжелых увечий. Все это время друзья продолжали прикладываться к бутылке, но когда они подошли к утонувшему рыбаку, они невольно опустили ее. Несколько минут они молча смотрели на рыбака, утонувшего в Темзе. Джейсон заметил, что лицо Манро словно застыло, да и у него самого в груди тоже что-то дрогнуло.
— Почему он такой страшный?
— Потому что утопленник, — со знанием дела объяснил Хьюго. — Все утопленники так выглядят.
— Они всегда так распухают?
— Да. Ты что, никогда не видел утопленников? Они всегда страшные. Самые страшные из всех покойников.
— Фу, черт! — Джейсон не спускал глаз с синеватого, безобразно распухшего тела. Осторожно потрогал похожую на глину кожу. — Почему она такая твердая?
— По правде сказать, не знаю. Наверное, между жировыми клетками ткани и водой происходит какая-то химическая реакция, из-за которой консистенция жира меняется и он становится твердым.
В разговор вмешался Манро, взгляд у него был застывший.
— И как долго он… извини. — Он прикрыл рот рукой и быстро отошел от стола. В углу он согнулся.
Джейсон не отрываясь смотрел на утопленника. Он закончил вопрос, который не закончил Манро:
— Сколько он пролежал в воде?
— Трудно сказать. Думаю, больше недели. Может быть, две. Потому его так и раздуло.
Джейсон схватил бутылку и сделал большой глоток.
— Вода постепенно проникает в ткань и пропитывает ее, — объяснил Хьюго. — Да, вид у него малопривлекательный.
— Особенно лицо.
— Угу. Черт подери! Утопленник…
— Это простая смерть?
— Ты имеешь в виду легкая?
Джейсон снова глотнул из бутылки и вопросительно посмотрел на Хьюго.
— Как тебе сказать. Сперва вода попадает в дыхательное горло, тонущий пытается задержать дыхание, но это ему не удается. Он делает глубокий вдох и задерживает дыхание на полторы-две минуты. Потом опять делает несколько глубоких вдохов, в результате чего вода попадает в легкие, человек теряет сознание, и после нескольких судорожных вдохов наступает смерть. Это занимает минуты четыре или пять. А может, и меньше, из-за шока. Человек бывает в сознании, или в полусознании, только первые две минуты.
— И потом они всплывают?
— Иногда. Характерное положение утопленника в воде — это лицом и животом вниз, задница и затылок торчат из воды, руки и ноги висят.
— Я понимаю.
— А легкая ли это смерть… Почему ты спросил?
— Да так, я как-то слышал историю про одну утопленницу. — Джейсон замолчал и схватил бутылку. Он долго не отнимал бутылку от губ. Потом продолжал, невнятно, уже захмелев от выпитого: — Это страшная история. По-настоящему страшная. Одна девушка, совсем молоденькая, почти ребенок, утопилась в порожистой реке. Совершенно неожиданно. Никто не знал, что она решила утопиться, ни родители, ни священник. Они и не подозревали, что у нее на уме. Однажды, в конце ноября, она вошла в реку и скрылась, подхваченная течением. Я так и вижу, как она плывет, то под водой, то выныривая на поверхность. Глаза у нее открыты, потому что ей хочется видеть, как все будет, так мне кажется.
Хьюго внимательно наблюдал за Джейсоном, сделавшим еще один глоток.
— Вот такая история, — продолжал Джейсон. — Хочется верить, что это была легкая смерть. Страшная история. Наверное, волосы у нее были распущены — у нее были каштановые волосы — и свободно плыли по воде, а платье на ней было серое. Ее всюду искали, потому что она не вернулась домой, потом начали шарить в реке баграми. Нашли дня через два ниже по течению, она застряла в завале из веток. Ее отнесли домой, шел дождь. Думаешь… думаешь, она тоже так выглядела? — Джейсон кивнул на вздувшийся труп, лежавший на столе.
— Нет, вряд ли. Ведь она пробыла в воде всего два дня.
— Да, верно, — тихо согласился Джейсон.
— А почему?.. Я хотел спросить, почему она утопилась?
— Сперва думали, что она сорвалась и упала в воду, когда шла по берегу. Но она не сорвалась.
— Нет?
— Нет. Не знаю, как это обнаружили. Наверное, когда ее обмывали и обряжали, чтобы положить в гроб… Когда она вот так же лежала на столе и они вытирали ее, это и обнаружилось. Она была худенькая, настоящий птенец, и это было хорошо заметно… Четыре месяца беременности…
В Джейсоне появилось что-то трезвое и ясное, хотя он начал немного гнусавить.
— А потом?
— А потом… потом ее сунули в гроб и закопали в землю.
— А отец?
— Ее отец был лавочником, — усмехнулся Джейсон.
— Я имел в виду отца ребенка.
— Отец ребенка… Отец ребенка… На кого только они не думали. Говорили, будто это был какой-то пастух. Или бродячий торговец. Или цыган. Или какой-нибудь ирландец. Они подозревали кого угодно, только не истинного виновника. А им оказался школьник из той же деревни, все очень просто. Могли бы сразу догадаться. А может, они и догадались. Как бы там ни было, он, приехав домой на каникулы и узнав о случившемся, сам во всем признался. Объявил во всеуслышание. Всем, кто захотел его выслушать. В результате его выгнали из дому. Несмотря на то что это случилось на Рождество. В том селении царили строгие христианские нравы.
— Мало кто по доброй воле признался бы в таком поступке.
— Да, шум был большой. — Джейсон снова глотнул из бутылки.
— Как думаешь, почему он признался?
— Но он зря так поступил. Не потому, что тогда бы он избежал такого шума, а просто это касалось только его. И покойницы, если только покойников может что-либо касаться. Ему следовало догадаться, что его никто не поймет. Признание — жест патетический.
— Но и патетические жесты могут быть продиктованы добрыми намерениями.
— Ты прав, — серьезно согласился Джейсон. Потом он осушил бутылку и разбил ее об пол. — Ура! — закричал он.
Хьюго шикнул на него, и они засмеялись.
Через несколько минут Джейсон впал в буйство, его приятели старались не отставать от него, вот тогда-то все и началось. Вечер в анатомическом театре получился веселый и совершенно ни на что не похожий, очень, очень веселый; Джейсон все видел словно в тумане, это был быстролетный вихрь, дикая
