монастыря в Мафре. Жуан женился, когда ему было восемнадцать лет, на испанской принцессе Карлоте Хоакине. Ей было тринадцать, и выглядела она отвратительно: маленькая, тощая, с усами, вздернутыми носом и подбородком. Сердитые черные глазки говорили о ее жестоком, резком нраве. Говорят, что при их первой встрече она стукнула своего мягкого мужа по уху, когда он попытался поцеловать ее, а затем ударила подсвечником по лбу. Не подходящая друг другу пара тем не менее произвела на свет десять детей. После 1806 года, когда выяснилось, что Карлота замышляла заговор с целью свержения Жуана, они перестали жить как муж и жена.
В отличие от своих испано-американских соседей и британских колоний на севере Бразилия весьма слабо откликалась на призывы к независимости. Почти наверняка это было следствием «легкой руки» — безболезненного, почти невидимого правления, которое Португалия осуществляла с момента ее официального «открытия» в 1500 году Педру Алваришем Кабралом. В 1798 году восстание в Байе (сейчас Салвадор) мулатов и чернокожих было легко подавлено, но сама мысль о возможном «гаитянском варианте», черном правлении, бросала в дрожь представителей правящего белого класса и заставляла держаться ближе к Португалии. События, создавшие основу для бразильской независимости, произошли не в ней, а в Португалии.
Династическое происшествие положило начало череде событий, которые изменили и Португалию, и Бразилию. В 1788 году умер старший сын королевы Марии, красавец Жозе. Королева Мария противилась прививкам по религиозным соображениям. Ее дочь, зять и их маленький ребенок тоже скончались. И без того весьма хрупкое душевное здоровье Марии окончательно расстроилось. Она восприняла все эти смерти как наказание свыше за преступления, совершенные деятельным и деспотичным главным министром ее отца — маркизом де Помбалом, который принес в страну просвещение и изгнал из королевства иезуитов. Она фанатично следовала всем религиозным догмам и обрядам и скоро стала слышать голоса, видеть демонов, чертей с трезубцами и даже самого сатану. Мария, рыдая, кричала, что она уже в аду. Из Англии был прислан личный врач Георга III, но помочь ей не смог.
В 1792 году единственный выживший сын королевы, Жуан, был назначен регентом. Слабовольный, пассивный затворник, любитель грегорианских песнопений, он вряд ли был способен хоть в какой-то степени повлиять на ход событий и потому полностью отдал управление страной министрам, а вздорная Карлота продолжала плести заговоры и интриги. Следующим звеном в цепи несчастий стала смерть в 1802 году семилетнего старшего сына Жуана — Антонио. Наследником престола стал четырехлетний Педру.
Наполеоновский ураган пронесся по Европе и притаился на юго-западе Иберийского полуострова. После того как его надежды на вторжение рухнули в результате битвы при Трафальгаре в 1805 году, Наполеон решил блокировать Британию со стороны континента. Его победы в Австрии, Пруссии и России означали, что к 1807 году только Португалия и Швеция оставались вне зоны контроля императора. Португалии, традиционному союзнику Британии, можно было угрожать вторжением через уступчивую Испанию. Министры Жуана утверждали, что сопротивление было бы бесполезным. В то же время они опасались, что, заняв Португалию, Наполеон получит Бразилию и Азорские острова — гораздо более ценные трофеи. В октябре 1807 года двадцать тысяч французских ветеранов под командованием генерала Жюно пересекли Пиренеи и двинулись на Португалию.
За этим последовал великий исход. 27 ноября 1807 года девятилетнего Педру де Браганса с превеликими трудностями везли в королевской карете по заполненным людскими толпами грязным улочкам Лиссабона в направлении доков. Его бабушка, безумная королева Мария, устроила на пристани ужасную сцену. Она не желала подниматься на борт корабля, уверенная, что ее везут для того, чтобы казнить на гильотине, подобно Людовику XVI. Пришлось выдворять ее силой. Лиссабон покидали почти весь королевский двор и знать Португалии. Королевская семья взяла с собой фамильные драгоценности, королевскую библиотеку, королевское серебро, королевские кареты, множество других предметов и огромный багаж личных вещей. Около десяти тысяч различных португальских слуг и чиновников погрузилось на сорок судов, чтобы в сопровождении британских военных кораблей совершить долгое путешествие через Атлантический океан к берегам Бразилии.
Все были на борту, но не было ветра. 28-го числа генерал Жюно достиг Сантарена. Его быстрое продвижение сдерживалось непрекращавшимся ливнем и размокшими, утопающими в грязи дорогами. На следующий день он был уже в Карташу, но легкий ветерок позволил к этому времени судам спуститься вниз по Тежу и войти в устье реки. Быстрота, с которой съехал португальский двор, явилась неожиданностью для Жюно. Как только ему об этом доложили ночью в Карташу, он вскочил с постели и приказал тысяче своих гренадеров выдвигаться по раскисшей дороге на Лиссабон. На следующий день они достигли залива Бон- Сусесу, в верхней части устья реки, и открыли огонь, но суда уже скрылись за горизонтом. Когда Наполеон узнал о бегстве португальского двора, то впал в ярость. Уже находясь в изгнании на острове Святой Елены, он вспоминал Жуана, «единственного человека, который сумел обмануть его».
Плавание по водам Атлантики длилось немногим более четырех месяцев. Из-за поспешности сборов условия жизни на борту были спартанскими. Придворные дамы были вынуждены сбрить волосы, чтобы избавиться от вшей и других насекомых. Мальчику, избалованному жизнью при дворе и в загородной резиденции регента в Келуше, после того, как первоначальное возбуждение спало, плавание казалось долгим, монотонным и скучным. У королевы были постоянные истерики и частые приступы эпилепсии. Мать Педру, Карлота, находилась в дурном расположении духа и глубочайшей депрессии от мыслей о предстоящей жизни в провинциальной Бразилии, так далеко от ее любимого Мадрида. О ее любовниках — от кучера Сантушса до маркиза де Мариалва — ходили сплетни в Лиссабоне, но в тесном корабельном пространстве о подобного рода скандальных занятиях не могло быть и речи.
За несколько дней до прибытия в Байю, ближайший к Европе порт и бывшую столицу колонии, королевским спутникам было, к их величайшему изумлению, объявлено, что им приготовлена тюрьма в Рио- де-Жанейро. Затем поспешно объяснили, что тюрьма — это здание рядом с дворцом вице-короля «Бобаделы», что оно перестроено и расширено, внешняя и внутренняя отделка вполне приличная, а здание соединено с дворцом переходом со стеклянной крышей. Новость о прибытии большого количества высокопоставленных беглецов и их свиты потрясла сонную колонию. В городе с населением пятьдесят тысяч человек надо было разместить еще тысячу. Дома состоятельных горожан реквизировались. Вместо них выдавали бумажки с написанными на них буквами «PR», что означало принц-регент, или, как расшифровывали местные острословы, — «ponha-se na rua», то есть «катитесь на улицу».
Когда большая часть королевской свиты прибыла в Рио 7 марта 1808 года, толпы людей приветствовали их на усыпанных цветами улицах и на всем пути до кафедрального собора Те Деум. Жуан, обычно скучающий и безразличный, несмотря на жаркую погоду, обрадовался такому проявлению верноподданнических чувств к своим далеким монархам. Три дня спустя прибыла королева Мария, бледная и растрепанная. Никаких салютов не было — из боязни, что они испугают ее. Под любопытными взглядами ее отвезли в монастырь кармелиток.
Естественная красота Рио-де-Жанейро, его живописная гавань, окруженная с двух сторон длинными скалистыми мысами, острая вершина Корковадо, возвышающаяся над приземистым Пан-ди-Асукар (Сахарная голова), произвели на приехавших португальцев столь же сильное впечатление, какое производят и сегодня. В лучах яркого солнца это выглядело прекраснее, чем можно было вообразить. Очаровательные белые домики, прилепившиеся к крутым склонам холмов, пышные леса, окаймлявшие амфитеатр, который образовывали горы и море, сотни оттенков зеленого — все радовало глаз.
Вероятно, прибывшие отметили большое количество чернокожих, в основном рабов, на улицах и незначительное число индейцев. Богатые передвигались в каретах либо в портшезах, которые носили черные рабы. Слуги-негры в безукоризненных ливреях, но босиком (они отказывались носить обувь) добавляли экзотики. Состоятельные молодые люди в Рио были одеты по парижской моде двадцатилетней давности. Особенно привлекали внимание высокие парики на каркасах — иногда фунтов по пятнадцать, на которых болтались ножницы, ножи, ленты и даже овощи. От сильной жары клей, которым скреплялись эти парики, часто таял и стекал по лицам. Но большинство женщин сидели дома взаперти и выходили только в случае крайней необходимости.
Официальной обязанностью Педру было прислуживать своему отцу за обедом и держать ванночку для омовения рук перед пудингом. Он, его младший брат Мигел и первый кузен были вначале неразлучны. Мигел, который был намного ближе к матери, чем Педру, часто навещал ее в Ботафого, где она жила в собственном доме на берегу моря, отдельно от принца-регента, со своими многочисленными дочерьми. Так,
