кровопролитных кампаний в военной истории. Нечто похожее было только в Крыму. Виной тому упрямство и гордыня О’Хиггинса и ошибка старшего Карреры. И тем не менее эта военная кампания сделала О’Хиггинса великим и спасла честь чилийской нации. После битвы в Ранкагуа создание независимого государства Чили стало неизбежным.
Ночью 30 сентября О’Хиггинс верхом на коне въехал в Ранкагуа во главе своей колонны. Это был типичный колониальный городок. Низкие домики расположились вокруг главной площади в шахматном порядке. Четыре главные улицы расходились от центральной площади не с углов, а из середины каждой стороны площади. О’Хиггинса встретил Хуан Хосе, самый никчемный из братьев Каррера. Он обнял О’Хиггинса со словами: «Я старше вас по званию, но подчиняюсь вашей власти». О’Хиггинс холодно ответил: «Я принимаю командование». Он начал возводить баррикады на главных улицах. Каждую из них прикрывали две пушки. На крышах расположились снайперы. Все припасы были собраны в центре площади. Церковь стала наблюдательным пунктом. Патриоты подняли чилийский флаг, задрапированный в черную материю. Этим они хотели показать, что будут защищать город до последнего.
У испанцев было четыре с половиной тысячи хорошо вооруженных людей. Почти половина из них — образцовые войска, включая великолепный полк Талаверы. У О’Хиггинса не имелось даже половины испанского войска. В распоряжении патриотов были в основном плохо обученные ополченцы, которые порой не имели представления, как держать ружье. К тому же ружей у них было мало.
На следующее утро по зеленой равнине, раскинувшейся под снежными вершинами гор, солдаты полка Талаверы тремя колоннами пошли в наступление. Патриоты встретили их ожесточенным артиллерийским и ружейным огнем. Уже через час роялисты были вынуждены отступить. Днем Осорио вновь двинул свои войска вперед. Пушки были нацелены на баррикады патриотов. Испанским пехотинцам было приказано захватить улицы и пробираться по плоским крышам домов. С обеих сторон гремели пушечные выстрелы, трещали мушкеты. Метр за метром испанцы по крышам продвигались к площади, но отчаянная штыковая атака патриотов вновь заставила их отступить. Этот жестокий уличный бой длился несколько часов. Испанцы уже приблизились к площади, но наступление темноты заставило обе стороны прекратить борьбу.
Улицы были завалены трупами. В лагерях противоборствующих сторон мерцали огни. В ночной тишине слышались стоны раненых. О’Хиггинс знал, что может продержаться только один день. В лагере патриотов почти закончились запасы воды и иссякали боеприпасы. О’Хиггинс направил отчаянное послание с просьбой о помощи Луису Каррере, который командовал третьей колонной.
Осорио тоже стоял перед выбором. Он получил указание от наместника Перу, который предписывал ему возвратиться в Перу вместе с полком Талаверы и другими местными войсками. В Перу возникла угроза восстания. Наместник считал, что если война в Чили все еще не закончена, то Осорио должен заключить перемирие. Однако Осорио был уверен, что победа его близка, и он проигнорировал инструкции наместника. Но испанцы уже дважды отступали. Победа ускользала из рук Осорио. Он принял решение прекратить наступление, однако на следующее утро вновь отдал приказ атаковать. Испанцы медленно приближались к площади, но вдруг с церковной башни, служившей патриотам наблюдательным пунктом, раздался радостный крик. Вскоре испанцы увидели вдали облако пыли — это на помощь патриотам шла армия под командованием Луиса Карреры.
Испанцы развернулись и начали занимать другие позиции, готовясь к отражению атаки. Ситуация резко изменилась. Осорио грозила опасность оказаться меж двух огней. На площади уже раздавались ликующие возгласы патриотов.
Вдруг с наблюдательного поста на башне сообщили, что армия Луиса Карреры отступает. На площади установилась напряженная тишина. Никто не мог поверить в происходящее. Внезапно эту мертвую тишину нарушил резкий крик О’Хиггинса — он призвал своих солдат двигаться вперед. Испанцы усилили натиск. В конце концов О’Хиггинс осознал, что его положение безнадежно. Запасы воды иссякли. Полуденное солнце будто остервенело — лица солдат горели, а их губы были черны. Пушки были до такой степени раскалены, что, когда их заряжали, они тут же взрывались. О’Хиггинс приказал поджечь дома вокруг площади. Это была последняя, отчаянная мера. Но испанцы уже прорывались к площади. В пороховой склад патриотов попала искра. Он взлетел на воздух.
О’Хиггинс отдал приказ с боем отходить. Так же как Кортес триста лет назад в Мехико с боем продвигался по мостовым Теночтитлана во главе пятисот солдат, О’Хиггинс верхом на лошади прорывался по узким, заваленным трупами улицам Ранкагуа. Чтобы заставить противника отступить, они поставили мулов впереди. Но О’Хиггинсу не удалось на лошади протиснуться через баррикады со стороны площади. Его адъютант был убит. Испанский солдат направил свою лошадь прямо на О’Хиггинса и чуть не убил его, но все-таки промахнулся. Когда лошадь О’Хиггинса была ранена, он спешился и продолжил выводить своих людей с площади. Вырвалось из кольца меньше половины. Среди выживших был и Хуан Хосе Каррера.
Роялисты, ворвавшись на площадь, будто опьянели от крови. Они расправлялись с пленными, насиловали женщин и даже убивали детей, спрятавшихся в церкви. Зверствуя, они подожгли госпиталь. Большинство находившихся там сгорели, уцелели только те, кто мог хоть как-то передвигаться. Кроме мирных жителей в бою за Ранкагуа погибло около шестисот патриотов и тысяча испанских солдат.
Ночь не остановила О’Хиггинса. Он вскочил на коня и поскакал в Сантьяго. Ворвавшись в правительственный дворец к Хосе Мигелю Каррере, он выяснил, что именно он, а не его брат Луис отдал приказ об отступлении третьей колонны от Ранкагуа. Хосе Мигель яростно защищался. Он утверждал, что О’Хиггинсу следовало действовать быстрее. Армия Луиса Карреры в основном состояла из ополченцев. Они были вооружены только копьями и, если бы пошли в атаку, наверняка были бы разбиты. Более того, приближаясь к Ранкагуа, они слышали, что звуки боя затихали, и решили, что О’Хиггинс сдался.
Объяснения Карреры выглядели весьма неубедительными. О’Хиггинс видел только две причины сдачи Ранкагуа — трусость или предательство. Каррера, видимо, хотел, чтобы О’Хиггинс был разбит, и ради этого даже рисковал жизнью брата. Но была и третья, менее дискредитирующая причина: Каррера пытался сохранить третью дивизию для дальнейшего сопротивления испанцам на севере в случае падения Сантьяго. Но О’Хиггинс узнал также от своих сторонников в столице, что Каррера в случае победы в Ранкагуа планировал его убийство. С характерной для него сдержанностью О’Хиггинс объявил о своем намерении перейти Анды. Каррера резко ответил, что он будет сам продолжать борьбу на севере Чили. Оба понимали, что, как только придут испанцы, Сантьяго придется сдать.
О’Хиггинс отправил мать и сестру в город Лос-Андес, расположенный у подножия горного хребта. Через неделю он сам собрался в поход во главе жалкой колонны беженцев, у многих не было ни еды, ни одежды. Их путь проходил через горные вершины, которые нелегко было преодолеть. 12 октября они дошли до самой высокой точки перехода — тринадцать тысяч футов над уровнем моря. О’Хиггинс, Исабель Рикельме и Росита провели ночь в одном из тех горных укрытий, которые полвека назад построил Амбросио О’Хиггинс. Драгуны и погонщики мулов шли впереди и расчищали большие сугробы, чтобы освободить проход. Через несколько дней колонна беженцев спустилась с гор около Мендосы. Там их накормили и напоили вином — все это передал Хуан Маккенна из ссылки. Местный губернатор Хосе де Сан-Мартин заверил их, что у него найдется для них достаточно провизии. Сан-Мартин встретил колонну около Успальяты.
«Неорганизованная толпа солдат, без руководителей или офицеров, а поэтому ничем не сдерживаемая, боролась за провизию, сквернословя и нарушая все общепринятые нормы человеческого поведения. В порыве отчаяния солдаты даже портили провизию. Некоторые из них громко проклинали братьев Каррера. Солдаты обвиняли их в сдаче и разрушении своей страны. Множество стариков, женщин и детей плакали от усталости и страха. Многие горожане были уверены, что братья Каррера вывезли из Чили более миллиона песо, принадлежащих государству, спрятав их в багаже своих многочисленных сторонников. Они умоляли меня не позволять разграблять денежные средства, столь необходимые для освобождения их страны».
Вслед за О’Хиггинсом Каррера тоже покинул Сантьяго. Он хотел продолжить борьбу на севере. Он пытался с помощью солдат отговорить беженцев от перехода через Анды, чтобы они могли продолжить борьбу в Чили. Солдаты, однако, отказались. Каррера решил дать бой испанцам при Лос-Андесе, но затем передумал и присоединился к арьергарду колонны беженцев, переходившей горный хребет. Он отправил
