– Я люблю трудности, – сказал Тристан, начиная расстегивать пуговки и одновременно гладить ее бедра.
Жислен резко вздохнула, по ее телу пробежала дрожь. Он знал, как разжечь в ней желание, знал, какие нежности доставляют ей наивысшее наслаждение, так же как и она знала каждый миллиметр его тела.
Продолжая ласкать женщину, он вновь прильнул к ее губам. Графиня впилась ногтями в его плечи и запрокинула голову. Потом он молча сорвал с нее ночную рубашку, скользнул восхищенным взглядом по телу и поднял на руки. Жислен прильнула к нему.
В этот момент никого, кроме друг друга, для них не существовало.
Уже шесть лет Тристан был единственным и желанным развлечением в монотонных буднях мадам Плесси-Ферток. Сначала Жислен видела в нем молодого, пылкого сорвиголову и лишь высмеивала его. Ведь он был на десять лет моложе, чем она… Потом это, наоборот, стало возбуждать ее. Мысль о том, чтобы соблазнить этого молодого повесу, увлекла ее, а то, что не она, а он соблазнил ее, стало ясно значительно позже.
В первое время они встречались тайком почти ежедневно, но со временем Тристан стал регулярно появляться в замке Плесси-Ферток. У Жислен до него было несколько любовников, но ни один из них не сумел затронуть ее чувств в той же мере, как Трис. Она ощущала себя желанной даже тогда, когда просто думала о нем. Уныние, в которое графиня была погружена с самой свадьбы, испарилось, и Жислен чувствовала неподдельную неуемную радость жизни. Она больше стала уделять внимания своей внешности, снова посещала празднества и поддерживала отношения со своим братом.
Что касается ее мужа Жака, здесь Жислен не испытывала угрызений совести. Она ничего его не лишила. Напротив, он радовался, когда жена была в хорошем настроении и шутила с ним, вместо того, чтобы все время придираться или совсем не замечать. Тристан тоже не питал к Жаку никаких отрицательных эмоций, в отличие от Анри.
Тристан обращался с ним с добродушной снисходительностью, играл в карты или прогуливался верхом. Это было одной из причин, по которой Жислен ценила де Рассака не только как любовника, но и как друга.
– Жислен, – прошептал он, – моя чудесная Жислен. Как прекрасно снова быть с тобой!
Он перекатился на бок, не выпуская ее из объятий, и отвел назад волосы, чтобы лучше видеть лицо своей возлюбленной.
– Все будет, как прежде, или это твой прощальный визит? Анри писал мне, что ты осуществил свое намерение и привез жену, – добавила она, когда Тристан удивленно вскинул брови.
Де Рассак спросил себя, о чем еще мог написать сестре Анри.
– Не переживай, мой ангел. Пока я здесь желанный гость, для нас ничего не изменится, – ответил он, утешая графиню и надеясь, что этим тема исчерпана.
Но Жислен и не думала успокаиваться. Вместо этого она продолжала выспрашивать:
– Какая она?
– Молодая, светловолосая и очень уверенная в себе, – не успел Тристан это произнести, как тут же понял, что совершил ошибку.
– Насколько молодая? – тотчас спросила Жислен.
– Слишком молодая, – уклончиво ответил Тристан. Янтарные глаза Жислен впились в него.
– Девятнадцать лет, – пробормотал он. Жислен упала на спину и закрыла глаза.
– Значит, мадам де Рассак вдвое моложе меня.
– И вполовину не так соблазнительна, как ты, – поспешил заверить возлюбленную Тристан. – Она дурочка. Жеманная, пустоголовая… В ней нет ничего такого, что помешало бы мне продолжать ездить к тебе, – поспешно добавил шевалье и подавил воспоминание о ласках Мари. – Во всем Версале я не нашел женщины, которая могла бы сравниться с тобой по красоте. Ни одной, глаза которой метали бы искры и улыбки которой заставляли бы мое сердце биться сильнее.
– Льстец, – сухо ответила Жислен и открыла глаза. – Но после того как я узнала, что ты едешь с Анри, чтобы найти себе жену и спасти «Мимозу» от разорения и полного упадка, мне, пожалуй, не пристало брюзжать. Пока мне остаются минуты, подобные этой, я не хочу думать о том, чем ты занимаешься дома.
– Ты видишь, как мне хорошо, – Тристан взял ее ладонь и запечатлел невесомый поцелуй на тыльной стороне. Меньше всего он хотел портить себе настроение, думая о Мари. Не говоря уже о том, чтобы говорить о ней с Жислен.
Графиня провела ладонью по его щеке и снова притянула к себе.
– Надеюсь все же, что еще недостаточно.
16
Мари проснулась от ноющей боли в голове. За ужином она выпила довольно много вина, и оно оказалось значительно крепче, чем приятные, разбавленные водой напитки, которые подавали в Версале. В том, что она явно перебрала, без сомнения, была вина и шевалье де Рассака.
На вопрос Мари, почему ее муж не спустился к ужину, его брат лишь пожал плечами и пробормотал что-то о визите к старым друзьям. Когда она не удовольствовалась этим, Трой назвал имя дю Плесси- Ферток, и Мари подумала, что речь идет, вероятно, о сестре герцога де Марьясса.
Нечего и говорить о том впечатлении, которое должен был произвести поступок шевалье на его брата, а также на слуг, которые, к удивлению молодой женщины, тоже сидели за столом. Де Рассак подрывал ее положение хозяйки дома еще до того, как она действительно стала ею. Мари запретила себе думать об этом и стала беседовать с Троем и остальными присутствующими, как будто ничего не случилось. Чтобы не отставать от других, Мари пила больше, чем было в ее привычках. Но теперь это уже неважно.
Не обращая внимание на головную боль и подкатывающую тошноту, она встала с постели. Завернувшись в капот, Мари скользнула в соседнюю комнату, где нашла Фанетту.
– Помоги мне одеться, а потом я хочу еще раз осмотреться здесь.
– Конечно, мадам. – Фанетта бросила влажную тряпку в ведро и вытерла руки.
– Месье Трой со слугами поехали к персиковым деревьям. Кроме кухарки, в доме никого нет.
Мари выбрала из своего сундука самое простое платье и все же чувствовала себя неуютно, потому что светлый шелк за считаные часы здесь станет грязным. Но, не считая дорожного костюма, у нее имелись лишь воздушные, богато украшенные наряды, которые, хотя и были уместны в Версале, не годились ни для чего иного, кроме как для праздных прогулок.
Они с Фанеттой прошли вниз, на кухню. В этом огромном помещении можно было готовить для полусотни голодных ртов. Здесь были два очага, масса горшков, сковородок и другой кухонной утвари. Женщина, которая чистила у стола репу, выглядела какой-то потерянной. Когда Мари подошла ближе, кухарка прервала свою работу. Ей было около пятидесяти. Из-под чепца выбивались темные с проседью пряди волос.
– Я – Мари… де Рассак, – представилась молодая хозяйка. – В будущем мы будем обсуждать с вами меню. Как ваше имя?
Женщина вытаращила глаза.
– Меню? – недоуменно спросила она. – Я готовлю для мужчин из того, что есть под рукой, и не знаю, что нам тут обсуждать. Зовут меня Сюзанн Брюне. – Она наморщила лоб: – А вы – жена, которую месье Тристан привез из Версаля?
Мари кивнула, и кухарка отложила нож. Она неодобрительно оглядела ее светлое шелковое платье.
– Мадам Рассак, здесь все не так, как вы привыкли. Мы все вместе работаем и вместе едим. Между нами нет различий, по крайней мере, тех различий, которые вам известны.
– Как я должна это понимать? – Мари скрестила на груди руки.
– Говоря по-простому, ни я, ни другие не привыкли получать приказы. Если вы хотите здесь что-то изменить, вам придется поискать других работников.
Ничего не ответив, Мари прошла мимо кухарки.
– Это кладовая?
– Да, – спокойно ответила женщина, – она…
