— Знаешь, Джек, иногда я думаю, что тебе следовало родиться рыбой, — сказала она, отворачиваясь. — Тебе бы очень подошло. Ты такой же холодный, склизкий и безмозглый.
Это была их первая супружеская ссора. Джек был зол на себя за то, что допустил ее, — на заседаниях совета директоров он редко терял самообладание, и участие в таком конфликте было для него нехарактерно. Нехарактерно и недостойно, думал он; в конце концов, женитьба — лишь первая ступень в его долговременных планах, для выполнения которых существенно, чтобы Мелисса и ее родня были им довольны. Сам посуди, уговаривал он себя, ты с таким трудом всунул ногу в дверь, так разве можно теперь этой дверью демонстративно хлопать? Да еще из-за ерунды какой-то. Боже мой, да пускай Мелисса ест что хочет. Джек сам очень любил поесть — эту слабость он изо всех сил прятал от коллег по работе, которые, кажется, питались одним кофе да сигаретами с фильтром. Но здесь притворяться было почему-то трудней. Может, из-за его итальянской крови. А может, виноват был воздух Неаполя, пропахший бензином, пеплом, морем, оливковым маслом и жареным чесноком (так похожим на запах секса, подумал Джек, еще один чуждый Мелиссе аппетит). Но все же, подумал он, вымещать это на ней нет никакого смысла. И в любом случае, чем быстрей они помирятся, тем быстрей начнут ужинать.
Однако, несмотря на все его добрые намерения, на восстановление романтического настроя ушел почти час. Портовый ресторанчик «У Розы» был, конечно, не «Плющ»,[72] но Мелисса, просмотрев меню, нехотя согласилась с тем, что кое-что из предложенного может быть съедобно. Отмахнувшись от тостов с анчоусами,
Джек, однако, проголодался. Может, из-за стресса, может, из-за морского воздуха. Как бы то ни было, он уплел дюжину устриц, большую тарелку тальолини с омарами и пару султанок с
— Был хорошо, да?
— Очень хорошо, — Он улыбнулся и ослабил ремень на пару дырочек, —
— Я ловить рыбу сегодня утром. Вся рыба — сегодня утром ловить.
Краем глаза Джек заметил, что Мелисса нахмурилась. Он увидел, что она едва притронулась к еде: только передвинула листья салата с одного края тарелки на другой. Пухленькая женщина тоже это увидела, и ее лицо, такое оживленное во время разговора с Джеком, как-то отупело и потеряло всякое выражение.
— Моя рыба была сильно пересушена, — сказала Мелисса, складывая вместе нож и вилку.
Отупевшее лицо слегка дрогнуло. Темноволосая голова закивала, словно рыбацкий поплавок на волне. Пухленькая женщина — видно, это сама Роза, подумал Джек, — неловко, кучей унесла тарелки, склонив голову и сгорбившись.
— Зря ты это сказала, — заметил Джек. — Ты ведь сама попросила приготовить без масла.
Его собственная рыба была роскошна, утопала в масле и каперсах, и он подобрал остатки соуса последним куском хлеба с оливками.
Мелисса глянула на него.
— Если ты наедаешься до отвала, это не значит, что и я должна делать то же самое. Ты посмотри на себя. Ты не меньше половины стоуна прибавил с тех пор, как мы сюда приехали.
Джек пожал плечами и подлил себе вина. Мелисса и к вину почти не притронулась. За спиной у нее из кухни появилась Роза, неся две тарелки и закрытое крышкой блюдо.
— Фирменное, — сказала она с натянутой улыбкой и поставила все на стол.
— Но мы больше ничего не заказывали, — сказала Мелисса.
— Фирменное, — повторила пухленькая женщина и сняла крышку с глиняного блюда.
Распространился восхитительный пряный аромат. Джек видел, что на блюде лежат куски рыбы, а меж ними — целые тигровые креветки, мидии, морские гребешки и жирные бурые сицилийские анчоусы. Пахло белым вином, лавровым листом, оливковым маслом, петрушкой, и чесноком, и чили; и в поднимающемся пару он видел лицо Розы, простое, приятное, чуть раскрасневшееся от надежды и предвкушения, с неуверенной улыбкой на губах.
— Но мы не заказывали… — опять начала Мелисса.
Джек ее перебил.
— Замечательно, — громко сказал он. — Я обязательно попробую.
Мелисса смотрела, как Роза наваливает еду Джеку на тарелку.
— Еще хлеба, да? — спросила Роза. — У нас есть с оливки, с грецкий орех, с анчоус…
— Обязательно, — отозвался Джек.
Роза опять исчезла в кухне, а Мелисса воззрилась на своего благоверного.
— Ты что, с ума сошел?
— Ты выразила недовольство, — ответил Джек.
— Ну и что?
— А то, что она неаполитанка. Она теперь обязана загладить свою вину перед гостями.
— Дурацкий обычай, — отозвалась Мелисса. — Я не собираюсь это есть.
— Тогда я съем все, — ответил Джек. — Я не могу и не хочу отвергать ее гостеприимство.
Он знал от бабушки, что нет большего оскорбления, чем отказ от еды; Розу и так уже задела жалоба Мелиссы, отвергнуть ее извинения было бы непростительно.
— Нечего там, — презрительно сказала Мелисса. — Тебе просто нужен очередной предлог обожраться. Вот увидишь, нам в конце концов придется за это платить; неужели ты думаешь, что она все это бесплатно принесла?
Джек положил в рот кусочек рыбы, шелковой от вина, масла и пряностей.
— Восхитительно, — нарочно сказал он, и Роза, которая как раз в этот момент явилась с хлебом, покраснела от удовольствия.
Она и правда толстая, подумал он, но теперь до него дошло, что она довольно привлекательная женщина: идеальная кожа цвета кофе с молоком; блестящие черные волосы стянуты свободным узлом на затылке, и небольшие отсыревшие прядки обрамляют лицо. Груди под чистейшим белым фартуком — как пуховые подушки, и, когда она склонилась, чтобы положить ему еще тушеной рыбы, он учуял запах ванили, озона и пекущегося хлеба от ее гладких загорелых рук.
— Ты только посмотри на себя, — тихо сказала Мелисса, когда он стал зачерпывать оставшийся соус пустой раковиной от мидии и выливать в рот. — Можно подумать, ты неделю не ел.
Джек пожал плечами и отломил голову креветке. Сочное розовое мясо пропиталось вином и пряным маслом.
— Омерзительно, — сказала Мелисса, когда он высосал соки из креветочьей головы, оставив скорлупу на краю тарелки. — Ты омерзителен, и я хочу обратно в гостиницу.
— Я еще не закончил. Хочешь идти — иди.
Мелисса не ответила. Джек прекрасно знал, что она без него не уйдет: дневной Неаполь был ей неприятен, а ночной — наводил ужас. Она сжала губы — это ей страшно не идет, подумал Джек, приступая к куску морского черта, она становится как две капли воды похожа на свою мать, — и пару минут сидела с мученическим лицом, подчеркнуто не глядя на Джека, что его вполне устраивало.
Роза в это время стояла в углу зала, раскладывая какие-то фрукты на большом керамическом блюде. От кухонного жара ее щеки раскраснелись, и это выглядело роскошно и экзотично, словно румянец на боках спелого нектарина. Она повернулась к Джеку и улыбнулась ему (но не раньше, чем он успел хорошенько разглядеть крутой изгиб ее ягодиц под облегающим платьем официантки), и он поразился, поняв, что она молода. Сначала он решил, что она — женщина средних лет; но теперь он ясно видел, что она ровесница Мелиссы, а может, и моложе. По правде сказать, теперь, задумавшись об этом, он понял, что у самой
