— После того как закончится шумиха в прессе, мы можем вернуться на недельку в квартиру, — предложил Толливер. — Заняться накопившейся стиркой и отоспаться.
Наша квартира в Сент-Луисе не была роскошной, но жить в ней было все же лучше, чем в мотеле, даже самом крутом. Мы могли прочитать письма — те немногие, что получали, — постирать одежду, немного заняться стряпней.
Непрерывные странствия быстро начинали надоедать. Мы находились в дороге уже пять лет, сперва почти ничего не зарабатывая, залезая в долги. Но последние три года, когда обо мне начали ходить слухи, дела поступали к нам регулярно — пришлось даже отказаться от пары расследований. Мы расплатились с долгами и накопили кругленькую сумму.
Нам хотелось когда-нибудь купить дом, может, в Техасе, чтобы жить недалеко от младших сестер, хотя благодаря моей тете Ионе и ее мужу шансы на то, что мы будем часто навещать сестричек, оставались невелики. Но все равно мы были бы под рукой, если понадобились бы. И возможно, если Мариелла и Грейси смогут время от времени с нами видеться, то составят о нас лучшее мнение.
Когда у нас появится дом, мы купим газонокосилку и я каждую неделю буду постригать газон. У меня будет большой ящик для комнатных растений, один из тех, что похожи на бочку со срезанной верхушкой, и я наполню его цветами. На цветы станут опускаться бабочки, пчелы с жужжанием будут то влетать в цветки, то вылетать из них. А еще мне хотелось иметь один из больших почтовых ящиков «Раббермейд»[12], их можно купить в «Уол-Марте».
— Харпер?
— Что?
— У тебя снова отсутствующий взгляд. В чем дело?
— Думаю о доме, — призналась я.
— Что ж, может быть, в следующем году, — сказал Толливер.
— Правда?
— Да, у нас уже солидный счет в банке. Если не случится катастрофы…
Я мгновенно сделалась серьезной. Конечно, таким людям, как мы, трудно получить медицинскую страховку, так как у нас нет того, что называется постоянной работой, а удар молнии всегда классифицируется как ущерб здоровью, нанесенный до получения полиса. Это означает, что я не могу требовать возмещения ущерба за недуги, которые люди из страховой компании могли бы классифицировать как результат удара молнии. Нам приходится платить громадные суммы за самый обычный страховой полис, и я злюсь всякий раз, когда думаю об этом. Поэтому я прилагаю все силы, чтобы сохранить здоровье.
— Хорошо, мы не разобьем машину, не сломаем руку или ногу и не допустим, чтобы на нас подали в суд, — заявила я.
Повседневные растяжения и порезы мы всегда лечим друг другу сами и как-то провели неделю в мотеле в Монтане, когда Толливер заболел гриппом. Но единственные проблемы со здоровьем, с которыми мы сталкиваемся, — это мои постоянные недуги после удара молнии. Можно подумать, после того, как ты оправишься от первоначальных последствий такого удара, других уже не будет. Большинство докторов тоже так считают. Но это неправда. Я беседовала по Интернету с другими выжившими после удара молнии. Потеря памяти, жестокие головные боли, депрессия, жжение в ногах, звон в ушах, потеря подвижности и множество других симптомов могут проявиться спустя годы. Происходило ли это, как утверждали большинство докторов, из-за невроза или являлось результатом загадочной реакции тела на почти невообразимый по силе разряд электричества… Что ж, мнения на сей счет расходятся.
У меня тоже имелся ряд проблем, и мне еще повезло, что они были довольно терпимы.
И, насколько я знала, не существовало другого пережившего удар молнии человека, который приобрел бы способность находить мертвых.
Я провела много времени в душе, потом оделась, думая, чем мы будем заниматься днем, — но тут эту проблему решили за нас. Снова явилась полиция, чтобы задать мне вопросы.
Детектив Лейси на сей раз пришел с дуэньей — детективом по имени Бриттани Янг. Детективу Янг было лет тридцать. Эта женщина с узким лицом и короткими взлохмаченными коричневыми волосами носила очки, удобную обувь, одевалась не лучше, чем от «Сирз»[13], имела при себе огромную сумку, на ее левой руке поблескивал золотой браслет.
Она с любопытством оглядела комнату, потом с таким же любопытством рассмотрела меня.
— Вы всегда путешествуете в подобном стиле? — спросила она, пока детектив Лейси разговаривал с Толливером.
Я почувствовала: у них есть план. Здорово, и что же они могли задумать?
— Вряд ли, — ответила я. — Мы, скорее, постояльцы «Холидей-инн» [14] или «Мотеля-шесть»[15]. Но нам пришлось позаботиться о надежном убежище.
Она кивнула, как будто и в самом деле это понимала и не считала нас претенциозными. Детектив Бриттани Янг налаживала со мной контакт. Она ухмыльнулась мне, я ухмыльнулась в ответ. Мне приходилось танцевать такие танцы и с другими партнерами.
— Нам необходима любая информация, которой вы можете поделиться, — с нажимом произнесла она, все еще улыбаясь. — Это очень важно для нашего расследования — понять, как тело попало туда и как получилось так, что вы его нашли.
Да неужто? Я попыталась не показать виду, что считаю ее идиоткой.
— Что ж, — бросила я. — Буду рада рассказать все, что знаю. Но я уверена, что уже сделала это вчера. — И добавила более искренне: — Мне очень жаль Моргенштернов.
— Можете ли вы считать себя и брата, скажем так, религиозными людьми?
Теперь она и вправду меня удивила.
— Это очень личный вопрос, и я не могу отвечать за брата.
— Но вы считаете себя христианами?
— Нас воспитали как христиан.
По крайней мере, меня и Камерон. Я не знала, какое религиозное воспитание имело место в доме Лэнгов. К тому времени как отец Толливера женился на моей матери, религиозное воспитание детей уже не было для них делом первостепенной важности. Вообще-то незадолго до того, как мы перестали быть семьей, моя мать едва ли знала, когда наступало воскресенье. Мы подумывали о том, чтобы водить Грейси и Мариеллу в воскресную школу — хотя они обе были еще очень малы, — но нас остановила мысль о том, что остроглазые церковные дамы могут разузнать о нашей жизни дома. Мы так старались остаться вместе. Но все наши старания оказались напрасными.
— У ваших родителей были причины иметь предубеждения против евреев?
— Что?!
К чему такие вопросы?
— Некоторые христиане не любят евреев, — пояснила Бриттани Янг, как будто для меня это должно было стать новостью.
Но она всеми силами старалась говорить нейтральным тоном. Детектив не хотела меня спугнуть, помешать мне высказать собственное мнение на тот случай, если я тайный антисемит.
— Мне это известно, — ответила я как можно мягче. — Но мне глубоко плевать на таких людей.
А потом я вдруг все поняла.
— Так Моргенштерны — евреи? — спросила я с искренним удивлением.
Я просто не думала об этом, но теперь припомнила, что в их доме в Нэшвилле видела один из особенных подсвечников. Вполне возможно, я пропустила много других символов и знаков, говорящих о том, что они евреи.
Я мало знала об иудаизме. Еврейские дети, с которыми я была знакома в школе, не стремились демонстрировать, что отличаются от прочих, в библейском поясе[16] .
Детектив Янг посмотрела на меня взглядом, полным такого скептицизма, что он почти встал и начал сам по себе расхаживать по комнате.
— Да, — сказала она, будто я ее позабавила. — Как вам известно, Моргенштерны — евреи.
