— Евреев, арабов, черных, геев, неполноценных, левых, — ответила Дебора, загибая пальцы, — и всех, кто помогает им или признает их право на существование.
Теперь они оба смотрели на нее — молча, с тревогой.
— Появление тела Гитлера — в руках его друзей — стронет лавину, — добавила она.
— Только не у нас, — ответил внезапно притихший Кин.
— Надеюсь, вы правы, — отозвалась Дебора.
— Даже если бы началось, они не смогли бы победить.
— В прошлый раз они не победили, — сказала Дебора Кину, — но вспомните, какой ценой мы заплатили. Во всяком случае, все будет не так, как тогда: ни танков, ни военной формы, ни вторжений. Это будут атаки террористов: взрыв моста, выстрелы в «Макдоналдсе», бомба на гидроэлектростанции. Для нежелательных последствий не нужна открытая война. Даже один погибший на такой войне — это уже слишком много.
Наступило долгое молчание, а потом Кернига встал. Он был явно расстроен, словно тоже складывал картинку-головоломку, а Дебора все перевернула. И картинка теперь выглядела совершенно иначе, еще более странной, чем раньше, тревожащей, но все же осмысленной.
— Не знаю... Не знаю. Надо этим заняться. Я не говорю, что вы правы, но, возможно, в вашей версии что-то есть. Спасибо.
Дебора просто кивнула. Кин внимательно рассматривал свои ботинки.
— Послушайте. — Кернига, собираясь уходить, сменил тему. — Я тогда накричал на вас. Не ваша вина, что те греки погибли. Не вы же стреляли...
— Я знаю, но если бы я рассказала вам...
— Все равно это не ваша вина.
Он ждал, и Дебора чуть кивнула, крепко сжав губы.
— Вам есть к кому поехать погостить? — спросил он, поднимаясь на ноги. — Друзья, родственники?
Дебора отвела глаза.
— Найдется, — ответила, сама не зная, так ли это.
Глава 69
Когда они уехали, Дебора присела на подоконник и стала смотреть в окно. Мелкий дождь начался, закончился и пошел снова с еще большей силой. Где-то на западе раскатился гром. Еще до конца ночи начнется гроза, и, возможно, сильная.
Дебора открыла телефонную книгу и нашла домашний номер Тони. Она не знала, действует ли он еще, и не могла вспомнить, набирала ли его раньше, но больше ничего не было. После восьмого гудка включился автоответчик. Дебора пробормотала извинения и потом, еще более неуклюже, набросала что-то вроде плана — абсурдная стратегия случайностей, включающая все те мелочи, которые Тони назвала «девчоночьими»: косметика и парфюмерия... Что угодно. Дебора подстригла ногти и сунула пилку в задний карман.
Она позвонила Кельвину домой и тоже нарвалась на автоответчик. Не в силах придумать что-то краткое, остроумное и при этом адекватное — особенно если он сидит и слушает, что она говорит, — Дебора повесила трубку. Было безумно поздно, но она все равно попыталась позвонить ему на работу — на всякий случай — и снова попала на голосовую почту. И уже собралась ложиться спать, когда вспомнила его склонность работать допоздна в музее. Можно заглянуть, будто случайно, на работу и обсудить все на месте.
Готова объяснить, почему ты даже не разговаривала с ним после похода в лабораторию? Почему снова сбежала из страны, не сказав ни слова?..
Она снова переоделась для выхода и позвонила в музей с мобильника, уже закрыв за собой дверь квартиры.
Долгие гудки, потом трубку подняли. Это был Кельвин, и явно раздраженный.
— Да, Дебора, что случилось?
— Как ты узнал, что это я?
— Кто еще будет звонить в такое время?
— Я сейчас приеду, — сказала Дебора. Извиняться по телефону она не собиралась.
— Вот так запросто? — Кельвин был сердит, и Дебора не могла его винить. — Ты уезжаешь из страны, даже не позвонив, а потом просто появляешься у меня на пороге...
— На самом деле это у меня на пороге, — ответила она, пытаясь шуткой разрядить ситуацию. — Ты в музее.
— Без разницы.
— Можем мы поговорить при встрече? — спросила она.
Он, похоже, задумался.
— Ладно.
— Мне чего-нибудь привезти? Что-нибудь китайское?
— Давай ты просто приедешь, и мы поглядим, как пойдет, прежде чем заняться чем-то поспешным вроде совместной еды.
— Справедливо, — согласилась она.
— Я распечатал меню из Сети, — сказал Кельвин, когда она вошла в офис музея. — Из «Гонконг гарден».
— Я думала, мы поглядим, как пойдет, прежде чем заняться чем-то... поспешным, — хмыкнула Дебора.
— Это было наитие, — ответил он.
Они все еще не улыбнулись друг другу.
— А на чем это наитие основывалось? — спросила она.
— Я так понял, что ты едешь извиняться и что у тебя много чего на уме, судя по тому, что я слышал об этом доме в Пальметто. Следовательно, я буду более благожелателен, чем ты заслужила, и...
— Заткнись и дай меню, — прервала его Дебора.
Теперь Кельвин улыбнулся.
— Чего тебе хочется? — спросил он.
— Цыпленок «кунг-пао».
— А еще?
— Пельмени.
— Что-нибудь еще?
— О, — Дебора подняла глаза, когда Кельвин обнял ее за талию, — ты имеешь в виду, чего бы я хотела, кроме еды?
— Верно.
— Хм-м, — протянула она задумчиво. — Пожалуй, больше ничего. Разве что хрустящие блинчики.
Он оттолкнул ее со смехом:
— Дразнишься!
— Девочке надо поесть. Десерт мы обсудим позже.
— Ладно, — уступил он. — Хочешь, пройдемся до китайского ресторана? Я просидел здесь несколько часов, а тебе многое надо объяснить.
Музей стоял в заросшей лесом низине в паре сотен ярдов от шоссе, и, когда они шли под дубами и амбровыми деревьями, свежесть омытой дождем ночи одурманивала.
Кельвин выслушал сильно отредактированный рассказ о последних нескольких днях и взял Дебору за руку, когда она сказала, что чувствует себя виновной в гибели греков.
