— Ты не виновата. Виновен только тот, кто стрелял в них.
Дебора сжала его руку. На нем была рубашка хаки с поддетой под нее тонкой белой футболкой, хлопчатобумажные брюки и мягкие кожаные туфли. Как выразился сам Кельвин, «юрист-южанин не при параде». В янтарном свете уличных фонарей его лицо было удивительно гармоничным, правильным, красивым. Дебора улыбнулась, благодаря за сочувствие, а потом они пришли в ресторан, оказавшийся большим, красным и, что называется, «диснеевским»: Китай в представлении производителей сувениров.
Еда была уже готова и упакована, так что можно было сразу уходить, но это не спасло их от дождя, который снова полил к тому времени, как Дебора и Кельвин вышли на улицу. На минуту они укрылись под обширным темно-красным портиком ресторана, потом пришли к выводу, что дождь только усиливается. И решили сбежать.
Гром загремел еще до того, как они прошли два квартала: оглушительный раскат следом за вспышкой. Они только засмеялись. Кельвин напевал, подражая Фреду Астеру, а Дебора весело танцевала по глубоким — выше щиколотки — лужам. Вода текла по дренажным канавам, с ревом врываясь в уличные водостоки. Даже боль в лодыжке не могла приглушить радость Деборы: бежать под дождем с этим красивым мужчиной, чувствовать, как липнет к телу одежда, как течет с волос... Им придется раздеться, как только они попадут в дом...
Ко времени когда они добрались до дверей музея и Дебора попыталась вставить ключ в замок, она хохотала так, что с трудом держалась на ногах. Она промокла с головы до ног, словно залезла в ванну полностью одетой. Кельвин выпростал руки из рукавов рубашки, и футболка казалась нарисованной на коже.
Они чуть не упали, когда дверь наконец открылась. В прохладной тишине эхо хохота вдруг показалось неуместным. Все равно что в детстве захихикать в храме, когда внезапная неудержимая смешливость разбивает заплесневелую благочестивую тишину. Кельвин закрыл за собой дверь и повернулся к Деборе, ухмыляясь во весь рот.
— По-моему, я промок, — сказал он.
Дебора просто смотрела.
Нет. Нет. Нет. Не это. Что угодно, только не это.
Кельвин держал мокрую рубашку хаки в руках. Прямо над входом горела лампа, и на фоне темного стекла за спиной он светился, как святой. Тонкая белая футболка, ставшая от воды прозрачной, прилипла к мускулистым груди и животу. И, словно некое пресмыкающееся сбросило кожу, стали видны бледные линии под футболкой, темные и синеватые — татуировка. Погребальная маска с немецким орлом и одно- единственное слово: «Атрей».
Глава 70
Так это правда.
Дебора сомневалась, боялась, старалась не верить, но... вот оно.
«Если я просто отвернусь и буду держаться нормально, может, он не заметит. Обсохнет или снова наденет рубашку и будет думать, что я ничего не видела. Будет думать, что все обошлось, как тогда, когда он выключил свет в номере гостиницы. Решит, что я не знаю, кто он».
Но Дебора не умела скрывать свои чувства, не умела притворяться. Можно было смолчать и выиграть минуту-другую, однако Кельвин ожидал, что они вместе поедят и, вероятно, не только это. Она не сможет смотреть ему в лицо. Не сможет выдержать эту улыбку и не спросить, улыбался ли он Ричарду перед тем, как пронзить ему грудь нацистским кинжалом. Не сможет слушать его голос и не слышать, как в уборной лаборатории ЦПИИ он шепчет в телефонную трубку адрес дома, где ждут греки.
Ей не требовалось спрашивать, что и как он сделал. Все было совершенно ясно. Все встало на места в той образовавшейся в груди пустоте, где мгновение назад были сердце и легкие, словно Дебора все видела собственным глазами.
Ты знала. Убедила себя, что не знаешь, но ты знала.
Сейчас можно снова повернуться к нему, болтать, смеяться, будто ничего не случилось, а позже, после того как они поедят и попробуют заняться любовью, позвонить федералам и покончить с этим раз и навсегда. Надо выдержать лишь несколько часов. Меньше, если она сумеет найти способ позвонить, не возбудив подозрений.
Можно воспользоваться уборной. Как он, когда приказывал убить греков.
— Ты чего молчишь? — спросил Кельвин, улыбаясь своей беспечной, кошачьей улыбкой.
— Ничего. — Дебора с улыбкой повернулась к нему. — Я насквозь мокрая. Надо переодеться.
— Сначала поедим. Всегда мечтал перекусить возле какой-нибудь тысячелетней реликвии. Давай пообедаем вон на той индейской витрине!
Она заставила губы растянуться пошире:
— Конечно. Расставляй все, а я пока ополоснусь.
— У тебя действительно все нормально? — спросил он. — Ты выглядишь... ну, не знаю... взволнованной.
— Давай назовем это предвкушением, — ответила она.
— Китайской кухни? — Он улыбнулся похотливой, сальной улыбкой.
Ты находила его привлекательным.
— Не только, — выдавила Дебора.
Кельвин ухмыльнулся и шагнул к ней, протянув руки.
— Нет, пока я не помоюсь. — Она попятилась, морщась.
— Пойти с тобой? — Он хитро посмотрел на нее.
— Можешь воспользоваться комнатой для маленьких мальчиков вон там.
— А большие мальчики могут ей пользоваться?
Он шутил. Ей хотелось закричать.
— Только в виде исключения. — Дебора отступила еще на шаг.
— Поторопись, — сказал он. — Я долго ждать не буду — приду посмотреть.
Дебора села на унитаз в запертой клетушке и начала рыться в сумке в поисках телефона. Руки дрожали.
Пожалуйста, Господи, пусть он работает.
Ну...
Господи предвечный, кто посылает утешение всем скорбящим сердцам, к Тебе обращаемся за утешением в этот час испытаний...
Слова пришли непрошено из спящего подсознания, и Дебора стряхнула их, словно заставляя себя проснуться. Уставилась на телефон. Гроза могла подействовать на уровень сигнала, особенно в низине, где находился музей.
Она разыскала в сумке карточку Керниги и набрала номер.
— Будьте добры, — сказала она, услышав женский голос, — могу я поговорить с агентом Кернигой?
— Агент Кернига уехал домой на ночь. Что-нибудь ему передать?
— Мне нужно немедленно с ним поговорить. Крайняя необходимость, связанная с делом, над которым он сейчас работает.
Ну же, давай!
— И какое же это дело?
— Ричард Диксон и двое греков, — пролепетала она. — Пожалуйста, у меня мало времени.
— Позвольте узнать, кто звонит? — невозмутимо поинтересовалась женщина.
— Дебора Миллер. Мне надо поговорить с ним сейчас же.
Дверь в кабинку распахнулась с такой силой, что Дебору отшвырнуло назад. Телефон упал на кафель.
