секунды до того, как они врезались в дерево. Пронзительно визжа, она вырвала руку. Но причиной предельного ужаса, который она испытала, была не надвигающаяся катастрофа и не залившая все вокруг струя брызнувшей крови. Причина заключалась в том, что непонятное существо, так крепко вцепившееся в нее, получило желаемое. Теперь рука Фионы, которой она размахивала, заканчивалась рваным обрубком всего в нескольких дюймах ниже локтя.
Глава четвертая
Радио-будильник сработало в восемь утра. Энджела забыла его переставить. Она проснулась за несколько секунд до того, как раздался звонок. Условный рефлекс. За четыре года Энджела обнаружила, что частенько умеет предугадать звонок и нажать кнопку, отключающую будильник и включающую радио, еще до того, как прозвучит первое
Лежа с закрытыми глазами, она слышала голос диктора, читавшего выпуск новостей, но не вслушивалась в слова. Никарагуа. Родезия. Инфляция. После третьей рекламной паузы стук за левым глазом Энджелы стал сильным и настойчивым, и она поняла, что находится в состоянии капитального похмелья. Погремев полупустыми пузырьками в ящике ночного столика, она нашла, наконец, аспирин с кодеином, которые ей прописывал дантист. Проглотив пару таблеток, Энджела повернулась, чтобы поцеловать Шона в затылок. На помятом небритом лице приоткрылся покрасневший глаз.
— Пятнадцать минут, — стал торговаться Шон.
Она прибавила громкость и, спотыкаясь, пошла в душ, где подставила голову под хлесткую струю горячей воды, позволив ей завершить начатое кодеином.
Когда через четверть часа Энджела пошла вниз, Шон еще дремал под выпуск новостей. Она не стала его трогать. Все равно был выходной. Завернувшись в халат, она пошлепала вниз и поняла, что из-за кодеина чувствует легкое головокружение. Зато головная боль ослабла до тупого давления. Энджела чувствовала, что кружка кофе полностью поправит дело. Она надеялась, что мать еще не встала и разговаривать с ней не придется.
Матери не было.
На первом этаже было светло и солнечно. Накануне никто не потрудился закрыть ставни. Энджела заметила стаканы, оставленные с вечера в самых странных местах: в книжных полках, на стереомагнитофоне, два — в кабинете, на подержанной «Мувиоле».
Мусоросборник у раковины был завален грязными тарелками, и Энджела вытрясла кофейную гущу в помойное ведро. Потом вскрыла новую банку, налила в кофейник свежей воды и засыпала кофе. Она стояла, тупо глядя в окно, прислушиваясь к тяжелым вздохам кофейника и собирая воедино нити своей жизни.
С деревьев за домом уже начинали опадать листья. Небо было голубым, как яйцо малиновки. Подступала осень. Энджела любила осень в Новой Англии: светлые, кристально ясные дни, глинистый аромат опавших листьев, поражающие своим великолепием алые и желтые облака листвы, прогулки по лесу вдоль берега водохранилища… Через месяц-другой она уже будет покупать рождественские подарки, торопясь навстречу кусачему нью-йоркскому ветру, уворачиваясь от струек пара и множества спешащих, укутанных в меха людей, ненадолго забегая в большие магазины, делая остановки в «Русской чайной» и на обсаженном пальмами дворе «Плазы». Потом незаметно вернется цветение, и она станет матерью.
Усевшись со своей кружкой кофе за стол, Энджела радостно взялась набрасывать на обороте конверта перечень имен для мальчика. Ей почему-то казалось, что родится мальчик.
Она пила кофе и составляла план на день. В морозильнике — обед: отбивные из молодого барашка. Позвонить в школу Монтессори человечкам Фионы. (Найти номер телефона раньше, чем миссис Салливэн его выбросит.) Письмом поблагодарить Маккея. Проверить, во сколько отходит мамин поезд на Вашингтон. Заказать новое расписание? Об этом придется поговорить с Шоном. Она потренировалась на конверте писать свое новое имя:
Выглядело неплохо.
На подъездной аллее перед домом шумно затормозила машина. Хлопнула дверца. Энджела быстро допила кофе.
— Привет, Энджела, — отрывисто сказала она.
— Привет, миссис Салливэн. — Энджела изобразила веселье. С миссис Салливэн, которая была склонна держаться строго, это всегда помогало. Затаив дыхание, она ждала, чтобы домработница заметила груду грязных тарелок, и гадала, не нарочно ли Шон устроил так, чтобы не присутствовать на этой очной ставке.
— Вижу, вы тут устроили вечеринку, — многозначительно заметила миссис Салливэн, бросив взгляд на раковину. Ее бостонский говор еще сохранял еле заметную ирландскую напевность. Она повесила пакет на ручку двери подвала и надела передник с оборочками. — Много подарков надарили? — Миссис Салливэн налила себе кофе.
— Два, — ответила Энджела, начиная на всякий случай составлять список имен для девочки.
— Два? — Миссис Салливэн явно была шокирована. Она ткнула сигарету под струю холодной воды и выбросила в помойное ведро.
— Мы всем велели не беспокоиться.
Миссис Салливэн гремела и лязгала под раковиной, пока не нашла новую бутылку жидкого мыла.
— А что такого? — ощетинилась она. — Это же свадьба была, не абы что? — От нарушения традиции ей было не по себе.
— Понимаете, нам показалось, что это не особенно важно. — Энджела выражалась туманно, предпочитая не оказываться втянутой в дискуссию о своих угрызениях совести из-за того, что выманивает у старых друзей подарки под предлогом вступления в брак, который (во всяком случае, по оценке самой Энджелы) в сущности был женитьбой по необходимости. Она знала, что миссис Салливэн никогда ее не поймет. Ее Энджела во многих отношениях считала заместительницей своей матери. Уровень образования этих двух женщин не был одинаковым, но Энджела чувствовала, что в глубине души и мать, и миссис Салливэн разделяли одни и те же убеждения и, возможно, на многое смотрели одинаково.
Домработницей Энджела с Шоном обзавелись после того, как стали жить вместе. Сперва она называла Энджелу «миссис Киттредж». Шон быстро поправил ее. Хотя миссис Салливэн ничего не сказала, Энджела чувствовала, что она не одобряет подобный союз. Но с годами они привыкли к угрюмости миссис Салливэн, домработница же доказала, что заслуживает доверия и на нее можно положиться. Если она и продолжала неодобрительно относиться к их совместному проживанию, это превратилось, по выражению Шона, из их проблемы в ее. Ну да все равно, с этих пор досадовать ей стало не на что. Брак оставался браком — со свадебными подарками или без них. Миссис Салливэн следовало выдумать себе другую причину для беспокойства.
— Где нынче Перышко? — вдруг спросила миссис Салливэн, отскребая ножом с тарелки пригоревшую лазанью.