О mistress mine, where are you roaming?[43] — то эти песни — самые вершины лирики — действительно становятся более великими и трогательными, но я бы затруднился назвать их более поэтичными.
Итак, снова и снова Блейк и Шекспир сейчас и всегда дают нам либо чистую поэзию, либо поэзию со столь малым количеством примешанного смысла, что уже ничто другое, кроме поэтических эмоций, не ощущается, да и не имеет значения.
Hear the voice of the Bard, Who present, past, and future sees; Whose ears have heard The Holy Word That walk'd among the ancient trees. Caling the lapsed soul And weeping in the evening dew; That might control The starry pole, And fallen, fallen light renew. «О Earth, О Earth, return! Arise from out the dewy grass; Night in worn, And the morn Rises from the slumberous mass. «Turn away no more; Why wilt thou turn away? The starry floor, The watery shore Is giv'n thee till the break of day.»[44] Это таинственное величие было бы менее великим, будь оно менее таинственным, если бы зачатки идей, которые только здесь и есть, обрели форму и план и если бы намек сгустился в мысль.
Memory, hither come And tune your merry notes; And, while upon the wind Your music floats I'll pore upon the stream Where sighing lovers dream, And fish for fancies as they pass Within the watery glass.[45] Это не отвечает никакой реальности, «веселые ноты памяти» и всё остальное — лишь пустые фразы, а не вещи, должные быть воображенными; строфа только лишь опутывает читателя сетью бездумного наслаждения. Стихи, которые я сейчас прочту, вероятно, имели какой-то смысл для Блейка, и те, кто изучают Блейка, думают, что нашли этот смысл. Но этот смысл — разочаровывающая ерунда по сравнению с самими стихами.
My Spectre around me night and day Like a wild beast guards my way; My Emmanation far within Weeps incessantly for my sin. A fathomless and boundless deep, There we wander, there we weep; On the hungry craving wind My Spectre follows thee behind. He scents thy footsteps in the snow Wheresoever thou dost go: Through the wintry hail and rain When wilt thou return again? Dost thou not in pride and scorn Fill with tempests all my morn, And with jealousies and fears Fill my pleasant nights with tears? Seven of my sweet loves thy knife Has bereaved of their life. Their marble tombs I built with tears And with cold and shuddering fears. Seven more loves weep night and day Round the tombs where my loves lay, And seven more loves attend each night Around my couch with torches bright. And seven more loves in my bed Crown with wine my mournful head,