– Извини, но я обещал быть в театре. Сегодня на Хаймаркет показывают новый фарс.
– Ты же опоздаешь.
– Как раз успеваю на последний акт.
– Ги, – приостановила она брата, взяв его за локоть, – ты ведь не посещаешь все эти игорные дома со своими друзьями?
– Моя дорогая сестра, с чем бы я пошел играть?
– Роберт дает тебе щедрое содержание.
– А Дэвид скупо выдает мне понемногу, будто я школьник. Ты знаешь, он такой хитрец, Белла. Специально ограничивает меня, чтобы я не увлекся игрой. Держит меня в ежовых рукавицах. Как я был бы рад вырваться на свободу и сам отвечать за свои поступки!
– О, Ги, ведь еще и полугода не прошло…
– Знаю, знаю. Пойми меня правильно. Дэвид отличный парень, а Роберт исключительно щедр. Это я неблагодарная свинья. Я это понимаю и когда-нибудь верну ему каждый пенни. Перестань беспокоиться обо мне, Изабелла. Мне очень повезло.
– Будем надеяться, что это так.
– Конечно. – Он поцеловал ее в макушку и, повеселев, удалился.
Изабелла смотрела брату вслед, думая, всегда ли она будет сходить с ума от беспокойства о нем. В своей новой жизни Ги чувствовал себя как утка в воде. На уроках он встречался с другими молодыми людьми, сыновьями из состоятельных семейств, которые легко относились к жизни и давно были предоставлены самим себе, хоть их и ограничивали в средствах. Они приняли Ги в свою среду, а он, обладая хорошими способностями к языкам и истории, тем не менее не утруждал себя учебой. Он уже испытал головокружительное удовольствие у игорных столов, пусть пока не в самом известном заведении – не у Крокфорда, а в более скромных. И так как удача сопутствует начинающим, уже одержал несколько маленьких побед. Однако он еще не настолько погрузился в развлечения, чтобы это стало заметно бдительному оку Дэвида.
Ги хорошо одевался, в его кармане водились деньги, замужество сестры оказалось выгодным, и жизнь представлялась ему полной удивительных перспектив. К тому же он слепо верил в свою способность избегать ловушек, подстерегающих неопытных юнцов.
Мэриан не спустилась в гостиную, поэтому Изабелла провела вечер в одиночестве. Она сидела с Рори на коленях и со стопкой новых книг под рукой. Но книги не казались ей достаточно интересными, если рядом не было Роберта, чтобы обсудить с ним новинки и наметить, что ей следует, а что не следует читать.
С самого Рождества они выезжали совсем мало из-за того, что Роберт не очень любил ужинать вне дома. Он делал исключение лишь для избранных друзей и, частично, оттого, что думал, будто большая часть приглашений делалась из чистого любопытства, а он считал, что Изабелле нужно дать время привыкнуть к своей новой жизни, прежде чем запускать ее в водоворот лондонского общества.
Это не значило, что Изабелла была лишена многих других удовольствий. Роберт водил ее в театр. Сам сидел, позевывая во время длинных монологов Кембла и пока миссис Сидонс разыгрывала на сцене трагедию леди Макбет, а Изабелла зачарованно смотрела первую в своей жизни пьесу и жаждала увидеть все другие. Они бывали в опере и на концертах. Роберт возил ее в Брайтон в легком фаэтоне, запряженном парой чистокровных лошадей. И даже позволил править ими на спокойном участке дороги. Брайтон стал последним криком моды с тех пор, как принц Уэльский купил здесь дом и постепенно превращал его в подобие восточной сказки. Отдав дань восхищения этому дворцу, они прошлись пешком вдоль берега до Черной Скалы на пронизывающем ветру. Ветер выводил из себя Роберта, но Изабелла обожала такую погоду. Щеки ее горели, волосы развевались восхитительной гривой, а впереди выплясывал Рори.
Иногда тихими вечерами, наблюдая за ними, глядя, как они читают друг другу, спорят о каких-то важных вопросах или смеются над одним им понятной шуткой, Мэриан была вынуждена признать, что ее брат изменился. Он казался теперь моложе и беззаботнее, – не таким серьезным, как раньше.
Однажды она заговорила об этом с Дэвидом.
– Я этого не понимаю, – жаловалась Мэриан. – Он так изменился и так легкомысленно стал относиться к некоторым вещам.
– Он счастлив, вот и все. Сбросил тяжесть забот всего мира со своих плеч. И он очень влюблен. Это меняет людей.
– Они не похожи на влюбленных, не совсем похожи, – возразила она. – Скорее как брат с сестрой. Не нравится мне это, Дэвид.
– Ради Бога, перестань беспокоиться, голубушка. Люди все разные. Мы не сделаны по одному образцу. Изабелла – на редкость милое существо. Могу тебе признаться, если бы не Роберт, я сам бы охотно за ней поухаживал.
Амьенский договор – так его назвали – был подписан, наконец, в три часа ночи 25 марта после бурного пятичасового заседания с Бонапартом и его проницательным, беспринципным министром иностранных дел Талейраном, который до последнего момента все уточнял условия. Мирная делегация вернулась в Британию чрезвычайно измотанной, но явно довольной тем, что миссия исполнена. По мере того, как новость распространялась, всюду по стране вспыхивали фейерверки и салюты. В Лондоне счастливые толпы заполонили улицы. Ночью было светло, почти как днем, от множества зажженных в окнах свечей и иллюминации возле французского посольства на Портман-сквер. Даже игорные дома на Сент- Джеймс-стрит были украшены светящимися коронами и витиеватыми патриотическими надписями.
Роберт был восторженно встречен женой и сестрой, но упорно отказывался присоединиться к ликующей толпе на улице.
– Они только и думают, что о падении цен на хлеб, о голландском джине и французском коньяке, которые будут перевозиться через пролив, – сухо заметил он.
– А будет это? – спросила Мэриан.
– Сомневаюсь, очень сомневаюсь.
– Ты не веришь, что мир продлится долго? – спросил Дэвид позднее, когда они поджидали дам перед ужином.
– Честно говоря, не верю. Я говорил со многими людьми в Париже и сделал свои собственные выводы. Мир будет длиться ровно столько, сколько захочет Бонапарт, и ни минуты дольше. А потом начнутся такие дела, что сам черт ногу сломит.
– А остальные в правительстве согласны с тобой?
– Питт и Дандас согласны, Корнуоллис тоже. После того, как все кончилось, он заметил: «Мы подписали договор не о мире, а о войне!» Мрачный взгляд на вещи, но, боюсь, он абсолютно прав.
Однако он ничего не сказал об этом ни Изабелле, ни сестре, тем более, что миссис Пратт превзошла сама себя в поистине великолепном обеде.
Ги появился в разгар обеда. Он потерял шляпу, волосы его были всклокочены, сюртук едва не разорвали в толпе. Он ходил по улицам среди ликующих людей и видел, как приветствовали французского посла, который привез известие о мире, как истеричная толпа выпрягла лошадей из его кареты и с радостными криками протащила ее до Даунинг-стрит.
В волнениях этого вечера Изабелла совсем забыла о своем протеже, которого, к большому удовлетворению Гвенни, пригласили выпить стакан вина и присоединиться к слугам, когда те уселись в кухне за праздничный обед.
Шум, крики, гомон толпы, стрельба фейерверка продолжались до поздней ночи, поэтому Изабелла уснула гораздо позже обычного, и утром, когда Роберт вошел в спальню, она одевалась.
– Что это Мэриан рассказывает мне о каком-то бродяге, который спал в нашей конюшне и до смерти напугал кухарку и служанок?
Изабелла закусила губу от досады. Мэриан ухитрилась первой преподнести свой вариант истории.
– Она говорит, ты взяла на себя ответственность. Это правда? – продолжал он.
– Да, это правда. Я сказала ему, что он может спать там.
– Не слишком ли неосторожно?
– Я так не думаю. – Она повернулась на стуле у туалетного столика, чтобы посмотреть Роберту в лицо. – Мэриан рассказала тебе лишь половину. Это Том, Том нашей Гвенни. Помнишь, я тебе рассказывала о нем?