засова. Но Никифор даже не вздрогнул — удивляться волшебству в доме у ведьмы было, попросту, глупо. Собираясь сюда с поручением, он прихватил с собой из управления амулет, защищающий от сглаза — высушенную кроличью лапку с привязанными к ней перьями и теперь, чувствовал себя под защитой невидимых сил.
Интересно, где же сама госпожа ведьма и захочет ли она принять из его рук послание? Подобные размышления помогали ему отгонять всяческие страхи. В обычной прихожей, с вешалкой в углу и подставкой для зонтиков, бояться было нечего. Зонтика у Никифора с собой не было, потому что на улице стояла по летнему солнечная погода, а вот, на вешалку в углу он повесил свою служебную фуражку. Тоже голубую, с серебряной эмблемой жандармской службы, под которой красовалась надпись на латыни — особая гордость Глеба Порфирыча — 'Aliis inserviendo consumor' (Служа другим, расточаю себя). Никифору, показалось, что вешалка попыталась увернуться от фуражки, столь бесцеремонно накинутой на нее.
Дальше, на стене в прихожей оказалось зеркало, в тяжелой старинной оправе. Как ни странно, зеркало ничего не отражало, поэтому Никифор не сразу и заметил его. Обычно, все зеркала вели себя с ним менее застенчиво, показывая донельзя карикатурную копию младшего служащего жандармского сыска. Взять, хотя бы, его кучерявую шевлюру? Где это видано, чтобы у служащего Жандармского управления были такие волосы — бесцветно-русые, да еще и закрученные словно спиральки? Поэтому свою форменную фуражку он снимал очень нехотя. А что это за розовые уши? Разве у строгого служителя закона могут быть розовые уши, торчащие по сторонам как лопухи? Недалее, как на прошлой недели, Никифор зашел в одну лавку, торговавшую сомнительными волшебными зельями и эликсирами, и купил там себе одну мазь (что, кстати, строго воспрещалась всевозможными правилами и инструкциями, относительно того, как должен вести себя служащий Жандармского управления). Продавец в лавке, довольно странный субъект похожий на какого-то орка или гоблина, поклялся, что мазь поможет Никифору избавиться от лопоухости. Но его уши упорно продолжали торчать в разные стороны, даже через неделю, а сослуживцы брезгливо стали зажимать носы от неприятного запаха, который имела проклятая мазь. Помучавшись с неделю, он выбросил чудодейственную мазь на помойку. Между прочим, за нее было уплачено, чуть ли, не половина его ежемесячного жалования.
А эти нос и губы? Они слишком толстые и слишком широкие. Исправить положение могла бы только борода, скрывающая все эти недостатки или хотя бы пышные кавалерийские усы. Но, где же их было взять? Никак не хотели расти. А те несколько жалких волосков, что в беспорядке произрастали на его лице то тут, то там только добавляли нелепости его внешнему виду.
Да, и еще… Никифор вспомнил про свои очки, снял их с носа и протер. Одно стекло было разделено пополам трещиной. В этих очках он выглядел, в точности, как школяр старших классов, но ничего не мог с собой поделать. Пытаясь обходиться без них, он натыкался на все, что попадалось ему на пути.
Никифор водрузил очки на прежнее место и снова, заглянул в зеркало, желая удостовериться, что там ничего нет. Каково же было его удивление, когда в зеркале он обнаружил кое-что или вернее, кое-кого. Нет, то, что отражалось в зеркале, по-прежнему не было его отражением. В этом он был уверен полностью. Но тогда, кто же это был? Призрак, видение из прошлого, прекрасный принц, навеки заточенный злой колдуньей в зеркало? Последнее, к описанию отражавшегося в зеркале прекрасного юноши, подходило более всего. Ростом незнакомец был таким, как и Никифор, но на этом, пожалуй, их сходство и заканчивалось. В остальном прекрасный принц являл само совершенство. У него были длинный, пшеничные волосы, приятный золотистый загар на лице, уши совсем не торчали в разные стороны, нос и губы тоньше и аристократичней, а подбородок крепче и мужественней. Стоило принцу улыбнуться, как его белозубая улыбка просто ослепляла.
Даже, одет он был во что-то из позапрошлого века — шляпа с пером, шелковая рубашка с кружевным воротником, богато украшенный короткий камзол, бархатные штаны и высокие ботфорты с блестящими пряжками. Завязанный на груди плащ. Не хватало только шпаги и напудренного парика. Сказочный принц беспокойно теребил в руках большую кожаную перчатку. Он, то собирался ее надеть, то передумывал и осматривал ее со всех сторон, точно надеялся разглядеть в старой печатке что-то особенное.
Никифор только подивился такому видению. В его представлении призраки или принцы, заточенные в зеркалах, должны были вести себя совсем иным способом — жутко стонать или хотя бы безутешно рыдать. А этого красавца в зеркале, только и интересовала, какая-то старая перчатка. Никифор решил подождать, возможно, потом он увидит что-то более интересное. Но его подглядыванию неожиданно положили конец.
— Вы так и будете стоять здесь и разглядывая зеркало или может быть, все таки пройдете в гостиную и представитесь как положено.
В прихожую заглянула молодая барышня, стройная, зеленоглазая как кошка, с чуть вздернутым милым носиком и роскошными огненно-рыжими локонами. Одета она была в простое белое платье с алыми на рукавах и талии лентами, которое все же необыкновенно шло ей к лицу. Барышня была примерно одних лет с Никифором и смотрела на него с едва заметным раздражением.
— Прошу прощения, я вошел без звонка. Дверь открылась, и я решил… — попытался объяснить Никифор, все еще смущаясь из-за того, что его застали за подглядыванием в зеркало.
— И правильно решили. Пройдемте сюда, — настояла на своем огненноволосая барышня.
Никифор так и не смог определить для себя, кем именно, являлась молодая особа в этом странном доме — служанкой, помошницей или может быть самой хозяйкой дома.
Перед тем как пройти в гостиную, молодой человек еще раз машинально посмотрел в зеркало и увидел там огненноволосую, смотрящую влюбленным взглядом на принца. Чудеса, да и только. Хорошо, что кроличья лапка в кармане мундира придавала немного уверенности.
Гостиная была обставлена как и любая другая в городе, никаких тебе метел, котлов и жабьих лапок, развешанных под потолком. Зато здесь находились пианино, круглый стол, кушетка, несколько кресел, сервант с французским сервизом. Сюда же, со второго этажа, спускалась лестница с резными перилами. Пол устилал мягкий ковер, ступая по которому, ноги по щиколотку утопали в какой-то странной, желтоватой ворсе. Когда Никифор имел неосторожность наступить на край ковра каблуком, тот жалобно пропищал.
— Ходят тут всякие, да еще обуви грязной не сымают.
Никифор, крайне, удивился подобному возмущению.
Зато барышня наступала на ковер совершенно спокойно и при этом, он не проявлял никаких признаков недовольства.
— Что понадобилось Жандармскому управлению в этом доме? Не уже ли господа сыщики разучились сами находить преступников и сажать их за решетку? Вы, ведь, из жандармского, не так ли? — спросила барышня весьма холодно, занимая место возле стола.
Никифор невольно сглотнул про себя.
Неужели, это и есть, настоящая, госпожа ведьма? Вот, уж никогда бы не подумал, что она такая молодая и… привлекательная особа?!
— Не сочиняйте всякий вздор, никакая я не ведьма. Я только учусь этому ремеслу и надеюсь, что у меня хватит терпения выучиться до конца. — закончив свою непродолжительную тираду, 'Привлекательная особа' страдальчески подвела глаза к потолку.
Никифор ошарашено посмотрел на нее сквозь очки.
— Вы умеете читать мысли?
— Опять вздор, вас, что же совсем ничему не учат на вашей службе. Для чтения мыслей мне, как минимум, нужен хрустальный шар и локон ваших волос. А то, о чем вы думаете, я преспокойно, могу прочесть на вашем лице.
Он, сначала, смущено побледнел, потом на его щеках проступили красные пятна. Никифор готов был впасть в панику. Может она и впрямь, умеет читать по лицу?
— Вы, наконец, расскажете, с чем вы там пришли? — сказала девушка довольно нетерпеливо.
Никифор спешно порылся в карманах мундира и извлек оттуда слегка примятый коричневый конверт.
— Вот, письмо для госпожи Ведьме с Лысой горы.
— Это все? — спросила девушка, брезгливо глядя на письмо, как будто ей предлагали жабу.
Никифор неуверенно кивнул.
— Да.
