Падение Арконы

— подумал он.

— Я не могу петь, когда того не желаю… — начал Инегельд и улыбнулся, видя как ладонь Ратибора нервно поглаживает рукоять грозной и таинственной датской секиры — ибо те, кто с ней познакомился поближе, никому больше не выдавали тайну этого знакомства… впрочем, как и все остальные тайны тоже.

— Сейчас самое время для хорошей драпы, потому что всем нам скоро потребуются небывалые силы. Но для хвалебных строк у меня не лучшее настроение… — продолжил молодой скальд.

Старик Златогор незаметно сдвинул музыкальный инструмент на колени и, не говоря ни слова, тихонько тронул струны. Певец вершил свое колдовство:

Встречай зарю, пока ты юн, А если млад — познай булат!
Мужчиной быть — далеко плыть…
В могильник слег, чуть срок истек.
Звенящий вал тишь разорвал.
Враг у ворот — вставай, народ!
Когда огнем пылает день.
И тень длинна. И кровь красна.
Запел клинок, и ночь легла Кровавых рос да вдовьих слез.
Из пепла вновь восстань Любовь!
Смерть на конце шальной иглы, А на лице сто тяжких мук — На что мне лук без тетивы!

Следом запела и Светлана, ее исполнение не шло ни в какое сравнение с приблатненными выкриками размалеванных эстрадных певичек конца двадцатого века, столь привычными для слуха Игоря. Под мерный перезвон струн и аккомпанемент морской волны, набегавшей на берег, братья услышали такую балладу:

О власти волшебников много легенд,
И это оно неспроста.
Той власти в сердцах возведен монумент,
За тысячи лет до Христа.
Ту власть сто веков проклинают слова,
Но сердце иное твердит…
Легко Чародеям — считает молва,
Но этот неверен вердикт.
Нет могуществу мага границ,
Он творит несомненно и глыбко.
Почему же тогда, у волшебников с лиц,
Навсегда исчезает улыбка?
Попы чародеям готовят костры,
И пытки в подвалах тюрьмы.
Мечи крестоносцев длинны и остры,
Но так ли их мысли прямы?
Их души источены страхом вконец,
Им зависть сжигает сердца.
И магу наденут терновый венец,
Восславив святого отца.
Нет могуществу мага границ,
Он приводит подонков в смятение.
И они перед ним, сами падают ниц —
Чтоб потом отомстить за падение.
Тому, для кого все открыты пути,
Не стоит земным рисковать.
Работай, играй, путешествуй, шути,
Учись свое счастье ковать.
Но если спиною ты чувствуешь Рок,
И боль причиняешь, любя,
Знай, это тебе преподносят урок —
То Магия ищет тебя!
Нет могуществу мага границ,
Хоть могущество — это не мед.
Он стряхнет мои слезы, с пушистых ресниц,
И взамен ничего не возьмет…

Ингвар вздрогнул, где-то за холмами прозвучал гонг, и рог в свою очередь затянул унылую вечернюю песнь — то угас последний солнечный луч, красный диск скрылся за обзором. Все замерли…

— Раунд прошел в позиционной борьбе — усмехнулся Игорь в усы.

— Ночуйте с нами! Рискованно вам в потемках под свои же стрелы соваться! — нарушил Всеволод повисшее в воздухе молчание.

* * *

Ярославова «Правда» узаконила деление божьих рабов на «новых» русичей огнищан и русичей «старых» — смердов: «Если холоп ударит свободного человека и скроется, а господин не выдаст его, то взыскать с господина 12 гривен. Истец же имеет право везде умертвить раба, своего обидчика». Впрочем, тогда ни одному княжескому холую не пришло в голову обозвать всех смердов ленивыми и ни на что не способными. Умения трудиться народу русскому не занимать.

Хромой сын Владимира, подобно отцу, весело проводил ночи в своей загородной резиденции, селе Берестове.

Иерей местной церкви Святых апостолов, Илларион, вскоре стал митрополитом и благословил православных на окончательное изничтожение языческой ереси.

С той поры служители Велеса засекретили свою деятельность, хотя то здесь, то там появлялись перехожие калики, лечившие заклинанием да заговорами. Костоправы и травники, скоморохи и сказители путешествовали по дорогам и почитались за юродивых да блаженных. Волхвы и вещуны схоронились в чащах и пещерах. Впрочем, через двадцать лет, один из них, по слухам дед руянского волхва Любомудра возглавил восстание в Новом городе. Бедный люд взялся за колья, но жрец не хотел крови, наивный, он верил в силу Слова, ведь и зверь, бывает, слушает, как человек. Епископ Новгородский в полном облачении и с крестом в руках вышел на вечевую площадь, предложив всем язычникам отойти к волхву, а христианам собраться вокруг князя Глеба.

Сам князь вышел на переговоры:

— Если ты волхв, скажи, что сбудется с тобою самим?

— Мои боги говорят, что ты не в силах причинить мне вред. И еще говорят мои боги, что свершится скоро великое чудо.

— Говорят? Врут твои истуканы!

Получи!.. — с этими словами Глеб обрушил топор, ранее спрятанный под плащом, на голову жреца.

Все, кто стал за язычника, были порубаны предательски налетевшей, остервенелой и вооруженной до зубов дружиной.