В завтрашнем номере. Они напечатают все, поскольку располагают достоверными фактами, а остальные средства массовой информации подхватят эстафету. У него не осталось иллюзий или сомнений относительно того, что его ждет. Бесчестие и позор — везде и всюду. Не только в банке, но и среди друзей, в семье. В церкви. Его престиж, влияние, достоинство растают, как облако, — впервые он осознал всю эфе-, мерность этих понятий. И что еще хуже, его неминуемо обвинят во взяточничестве, а это означает тюремное заключение.
На столе зазвонил телефон. Он не снял трубку. С делами покончено. Раз и навсегда.
Почти механически он встал из-за стола и вышел из кабинета, пройдя мимо миссис Каллаган, которая странно на него посмотрела и задала какой-то вопрос — он не расслышал. Он миновал конференц-зал, где обычно заседало правление, — еще совсем недавно он сражался здесь за осуществление своих амбиций. Ему навстречу попадались какие-то люди. Он их не замечал. Рядом с конференц-залом, на 36-м этаже, находилась дверь, которой почти никогда не пользовались. Он открыл ее. За дверью была лестница — он поднялся по ней, не спеша, но и не останавливаясь. Лестница заканчивалась другой узкой дверью, которая вела на небольшой балкон, расположенный почти под самой крышей, высоко над городом.
На Хейворда сразу же налетел пронизывающий ноябрьский ветер. Он подался вперед, навстречу ветру, почувствовав некоторое успокоение, словно кто-то протянул ему руку. Хейворд глянул вниз. Там виднелись маленькие дома, длинная, извивающаяся река, машины, люди, снующие, подобно муравьям, по Росселли- плаза. Ветер донес до него звуки, приглушенные и неясные.
Одновременно где-то сзади послышались встревоженные голоса и торопливые шаги. Кто-то крикнул:
“Роско!” Он закрыл глаза и шагнул в пустоту.
Глава 25
“Бывают в жизни дни, — думал Алекс Вандерворт, — которые навсегда врезаются в память тяжелым воспоминанием. Сегодня был именно такой день”.
За окном уже стемнело. Алекс, еще не оправившийся после пережитого потрясения — подавленный и печальный, — поджидал Марго у себя дома. Она вот-вот должна была появиться. Он приготовил себе вторую порцию виски с содовой и подбросил полено в камин.
Утром он был первым, кто выбежал на балкон под крышей небоскреба, — ему сообщили, в каком состоянии видели Хейворда, и, быстро вычислив, где он может быть, Алекс устремился наверх. Но увы, слишком поздно.
Спустившись на 36-й этаж, Алекс взял себя в руки и отправился к Джерому Паттертону доложить о случившемся. Затем последовала нескончаемая вереница дел, решений, распоряжений. Надо было известить о несчастье жену и сына Роско, ответить на вопросы полиции, заняться организацией похорон, утвердить заявление для прессы, составленное Диком Френчем, и так далее и тому подобное.
Во второй половине дня Дик Френч настоятельно рекомендовал Алексу ответить на телефонный звонок некоего Эндикотта, корреспондента газеты “Ньюсдей”. После этой беседы ситуация во многом прояснилась. Эндикотт только что услышал по радио сообщение Ассошиэйтед Пресс об очевидном самоубийстве Роско Хейворда. Он пересказал Алексу их утренний разговор.
— Если б только я мог предположить… — жалобно закончил он.
Утешать журналиста Алекс не стал. Однако поинтересовался:
— Ваша газета по-прежнему намерена напечатать статью?
— Да, сэр. Все остается в силе.
— Тогда зачем же вы звоните?
— Просто захотелось сказать кому-нибудь, что мне очень жаль.
— Мне тоже.
Сейчас Алекс вновь мысленно вернулся к этому разговору — бедный Роско, какие душевные муки он, должно быть, пережил в последние минуты жизни.
Но это еще не все — завтрашняя статья нанесет банку огромный урон. А дела и без того плохи. Несмотря на то что Алексу удалось остановить бегство клиентов в Тайлерсвилле и тем самым предотвратить подобные происшествия в других отделениях, “Ферст меркантайл Америкен” беспрестанно терял общественное доверие. Почти сорок миллионов долларов уплыли с личных счетов, а поступления неуклонно сокращались. В довершение ко всему на нью-йоркской бирже акции “ФМА” значительно упали в цене.
Алекс услышал, как в замке повернулся ключ. Открылась входная дверь, и вошла Марго. Она сняла пальто из верблюжьей шерсти и бросила его на стул.
— О Господи, Алекс. Я беспрестанно думаю о Роско. Как он мог? Почему? — Она подошла к бару и приготовила себе выпить.
— Как оказалось, у него были на то причины, — медленно проговорил он. — Они постепенно проясняются. Но если не возражаешь. Брэкен, давай пока не будем об этом.
— Понимаю. — Она подошла к нему, и он крепко ее обнял и поцеловал.
— Расскажи мне об Истине, Хуаните и малышке, — попросил он.
Со вчерашнего дня Марго занималась устройством будущего всех троих.
Она села напротив, потягивая свой аперитив.
— Сначала о Майлзе. Он вне опасности и благодаря чуду будет видеть. Доктора считают, что, вероятно, он зажмурился за долю секунды до того, как в него брызнули кислотой. Конечно, веки сильно обожжены, как и все лицо, и потребуется сложная пластическая операция.
— А как руки?
Марго вынула из сумочки блокнот.
— Больница пригласила доктора Джека Таппера из Окленда. Светило в области ортопедии. С ним говорили по телефону. Он согласен вылететь сюда и прооперировать Майлза в середине следующей недели. Надеюсь, банк оплатит операцию.
— Да, — сказал Алекс, — оплатит.
— Я беседовала с агентом ФБР Иннесом. Он пообещал, что, после того как Майлз даст показания в суде, они обеспечат ему безопасность: укрытие и новые документы. — Она отложила блокнот. — Нолан с тобой сегодня не разговаривал?
Алекс покачал головой:
— Не до того было.
— Он хочет, чтобы ты воспользовался своими связями и помог Майлзу устроиться на работу.
— Нашей холдинговой компании принадлежит сеть магазинов в Техасе и в Калифорнии. Там мы Истину что-нибудь и подыщем.
— Может, там и для Хуаниты место найдется? Она говорит: “Куда он, туда и я. И Эстела тоже”.
Алекс вздохнул. Он был рад хоть одной счастливой развязке.
— А что Тим Маккартни говорит о девочке? — Это была идея Алекса — отправить Эстелу Нуньес к доктору Маккартни, психиатру из Оздоровительного центра.
— Дай Бог, чтобы у нас с тобой была такая же здоровая психика, как у маленькой Эстелы. Доктор Маккартни говорит, что случившееся не застряло у Эстелы в подсознании; она будет просто отчетливо о нем помнить, и все.
Алекс почувствовал, что на глаза ему навернулись слезы.
— Я очень рад, — мягко сказал он. — По-настоящему рад.
— Трудный был день. — Марго скинула туфли и вытянула ноги. — Я еще успела поговорить с вашими юристами относительно компенсации для Хуаниты. Думаю, нам удастся обойтись без суда.
— Спасибо, Брэкен. — Он взял оба стакана — свой и ее — и подошел к бару. В это время зазвонил телефон. Марго сняла трубку.
— Тебя. Леонард Кингсвуд.
Алекс подошел к телефону:
— Да, Лен?
— Знаю, что у тебя был тяжелый день, — сказал председатель правления “Нортэм стал”, — я сам потрясен тем, что случилось с Роско. Но дело не терпит отлагательств.
Алекс поморщился:
— Выкладывай.
