схватил Хани подмышку и пару раз приложился ладонью к ее щекам. Девушка снова открыла глаза, посмотрела на него так, будто впервые видела.
— Хани, — Раш старался говорить как можно разборчивее, хоть губы закоченели и рот не слушался, — ветер. Я не знаю, что или кто вот там, но нужно, чтоб ты призвала ветер. Та старуха в деревне — она умела. А ты — фергайра, колдунья Севера. Ну же. Не вздумай закрывать глаза!
— Снежный заступится, снежный нас не оставит… — словно в бреду повторяла она.
— Да приди же в себя! — Раш залепил ей звонкую пощечину.
И Хани очнулась. Мгновение или два смотрела на Раша с непониманием, потом нахмурилась и карманнику стало легче, когда лицо ее нарядилось в прежнюю угрюмость. Девушка хотела отодвинуться, оттолкнула руку, что держала ее, но тот час клюнула носом под воду. Раш едва ли не за волосы выволок ее обратно.
— Колдуй, — зарычал он. — Иначе все тут подохнем, и твой птицелюд тоже!
Слова подействовали как чудодейственное зелье. Хани отбросила назад мокрые косы, велела Рашу держать ее так, чтоб руки ее были свободны. И, когда карманник выполнил пожелание, сложила ладони разом.
Раш не видел ее лица, слышал только непонятную речь, тягучую и резкую одновременно. Волосы Хани зашевелились, зазвенели серебряные амулеты, запылали всеми цветами точеные из камня обереги. Карманник нарочно не смотрел вперед, не хотел видеть, что сталось с водяным великаном. Может он вырос и уже заносит кулак над их головами, чтоб сокрушить смертных, а может готовится топить корабли. Интересно, сколько их осталось? Карманник не слышал ничего, кроме отдаленных молитв и голоса Хани. Он нашел взглядом место на шее девчонки, там, где кожа встречалась с кромкой волос, и уставился на него.
И улыбнулся, когда первый рожденный ветер хлестнул его по лицу тяжелыми косами. Даже когда одна угодила в разорванную щеку. Воздушный поток стал сильнее, обнял из обоих, заверток воду волчком, спрятав от мира, точно заботливая мать. Доска, за которую держался Раш, отлетела в сторону. Чтоб не упасть, карманник крепко ухватился за девчонку: Хани перестала дрожать и голос ее обрел крепость.
Водяной волчок вокруг них бешено вился, расходясь вширь, а головы посыпал густой снег. И, когда Раш перестал понимать, на каком свете находится и что происходит, северянка отпустила ветер. Тот рванулся вперед, подхватывая все, что попалось на пути. Бочонок поднялся вверх на добрый десяток футов.
Водяной гигант продолжал стоять в воде ровно по пояс и глядел в небо единственным глазом. Шамаи-орль отвлекал его ударами крыльев и когтей, но они никак не моли принести вреда тому, что сотворила сама вода.
Герг шел ровно на бочку. Раш вдруг подумал, взрыв, если все выйдет как он задумал, станет для рыбины не опаснее назойливой мухи в знойный день. Но ничего другого у них не было. Даже волшебник на 'Красном медведе' не показывал нос за борт: карманник позвал его, но крик отнесло куда-то в сторону.
— Нам нужно его поджечь, — громко сказал Раш прямо в ухо северянке. — Сейчас, пока еще не поздно.
— Я… я не могу, я еще не…
— Ложи бочку на воду, только осторожно, — скомандовал Раш и ветер, точно невидимая рука, опустил бочонок на воду, на самом пути герга. — Хани, нам нужен огонь, молния, что угодно.
Девушка задумалась, а потом, когда Раш уже готовился почить в пасти герга, выбрала самое очевидное решение. Ветер, до сих пор послушный приказам, опять подхватил бочонок, поднял высоко, раскружил и, что есть силы, швырнул аккуратно на покатую спину.
Раш видел вспышку, яркую, будто родилось второе солнце. Пламя разошлось во все стороны, с громким гулом вылилось хищным огнем прямо на спину рыбины. Искры сверкнули звездами, запели прощальные песни.
Раша и северянку накрыло волной, и они пошли под воду. Раш, почти полностью окоченев, едва мог шевелиться, и теперь уже девчонка тянула его вверх. В тощей соплячке словно проснулась нечеловеческая сила. Когда карманник открыл глаза, он не сразу смог видеть. Вспышка на короткое время сделала его слепым и лишь темные блики ходили на белом поле, которым стал для него мир. Когда вернулись цвета, карманник разглядел лишь спокойное море и густой снегопад. В стороне, словно напоминание о взрыве, плавал ошметок плавника герга.
— Может мы подохли? — Сам себя спросил Раш и, когда щека отозвалась болью, выругался.
'Красный медведь' подобрал их на борт и северяне рассказали, что произошло. Правда, карманник мало что понял из их слов. Рыбина повернула, оглушенная взрывом, а небеса полыхнули ледяной молнией и поразили водяного гиганта. Воины утверждали, что за их души спорили меж собой боги.
Когда снег немного утихомирился, спереди и сзади подобрались оставшиеся корабли.
— Много осталось живых? — Сквозь зубы спросил Раш.
Девчонка как раз обрабатывала его рану, густо натирала ее мазью от которой разило хуже чем нынче от моря. Раш никак не мог заставить себя поверить, что сегодня увидал божественный лик.
— Не знаю, — голос северянки был бесцветным.
— Я видел шамаи в птичьем обличии, живой он. — Раш и сам не знал, зачем сказал это. Просто брякнул, что первое взбрело в голову.
— Знаю, — сказала она с теплотой. А потом, подождав немного, заговорила вновь. — Я ничего не смогла сделать, чтоб спасти их. Сколько ушло в подводное царство Велаша? Три, четыре десятка человек? А может и больше. Славные молодые воины, защитники Северных земель, чьи-то мужья и отцы, чьи-то дети.
— Знали на что шли, пожал плечами Раш. Сейчас его больше заботла потерянная серьга с изогнутое кольцо в губе. Кривясь от боли, карманникдостал его и без сожаления швырнул за спину.
— Они верили, что с ними фергайра, великая колдунья, и она защитит их. — Северянка вздохнула.
Опять затянулось молчание. Щека Раша онемела так сильно, что он перестал чувствовать боль. Тогда Хани достала из вещевого мешка костяную иглу, забрала в ушко тонкую жилу и принялась штопать карманника, словно прохудившуюся рубаху.
— На корабле Торхейма есть служители Скальда, они зачаруют шрам так, что от него и следа не останется, — сказала Хани, пряча все мази, моток с жилами и иглу обратно.
— Надеюсь, скоро этим займется Банру. — Раш поднялся, размял ноги. После того, как тело его покусала ледяная вода, карманник никак не мог согреться, постоянно чувствуя неприятное покалывание под одеждой. Пришлось натянуть все, что было в вещах, а мокрое разложить на пустых лавках. Команда 'Красного медведя' уменьшилась втрое, теперь на весла сели даже Берн и Фьёрн. Последний, как только миновала стихия и жизням перестала угрожать опасность, снова позеленел в приступе морской болезни. Но ему удавалось сдерживаться.
Хани забилась в угол палубы, туда, где под досками нашла меховый мешок с птенцом. Судя по тому, что из глаз ее лились слезы, уродец тоже не пережил сражение. Раш поравнялся с ней и глянул на птенца: тот весь промок, почти лишился перьев и даже не открывал клюва, когда северянка попыталась скормить ему кусок какой-то сморщенной дряни. Кожа немощного, раздутого точно мех, тела, сделалась синюшной — ни дать, ни взять старая туша индюшки, месяц пролежавшая во льду.
— Брось его в море, — посоветовал Раш. — Сдох твой уродец.
Северянка даже не подняла головы. Она продолжала настойчиво тыкать корм в закрытый клюв.
Раш мысленно махнул на девчонку рукой и занял место за спиной Берна. Поплевал на ладони, крепче ухватился за весло и влился в ритм гребцов. До того места, где планировали высадиться северяне, оставалось полдня по воде.
— Неужто и впрямь выбрались?
— Тише ты, — прикрикнул кто-то. — Не видать ничего толком.
— Я воздух чую, морозный, аж сладко на языке.
— А мне мертвячиной несет от шарашовых туш.
Миэ, устав слушать перепалку северян, только мысленно пожелала себе терпения.
