— Нельзя же лить слезы без причины. Ты ведь не настолько плакса.
— Со мной все хорошо, честное слово.
— Тогда… ты не хочешь брать ребенка?
— Вовсе нет. Конечно, хочу.
— Что-то я не слышу энтузиазма в голосе.
— Но я правда…
— А Майк?
— Майк спит и видит, когда он станет отцом.
— Между вами все нормально?
Карла сдавленно всхлипнула:
— Да. Разумеется.
Одри прищурилась. Ясно, что в этом браке возникли проблемы. Если бы Одри предложили делать ставки, она поставила бы на измену Майка.
— Странно, что вы занялись усыновлением сейчас, — закинула удочку Одри. — Кажется, ты не слишком долго старалась забеременеть.
— Ох, мама, невероятно долго.
— Но прошло только полтора года.
— Больше.
— Сколько?
— Два года с лишним.
— Черт возьми, как время летит.
Слеза покатилась по щеке Карлы.
— В общем, — сказала она нарочито оживленным тоном, — Майк хочет покончить с этим как можно быстрее. Он считает, что детей надо заводить, пока мы молоды, чтобы хватило сил вырастить их.
Догадка Одри обрела убедительность научных знаний. У Майка роман на стороне. Карла согласилась на усыновление в надежде, что ребенок спасет их брак. Обычно семейные трудности других женщин не сильно трогали Одри. Жены загулявших мужей бесили ее несчастным видом и бесцеремонными притязаниями на сочувствие. Ей всегда хотелось сказать им: «Не зазнавайся. Ты не одна такая». Либо процитировать слова своей матери, произнесенные, когда у Одри в тринадцать лет начались месячные: «Ну, теперь ты знаешь, быть женщиной — не сахар». Однако стоическое терпение Карлы что-то разбередило в ней — наполнило гневным сочувствием, которого Одри прежде за собой не знала.
— Да какая разница, чего хочет Майк! — воскликнула она. — Мужчины не должны соваться в вопросы деторождения.
Карла удивленно уставилась на нее:
— Но, мама…
— Это дело женщины…
Внезапно усомнившись в своих словах, Одри поднялась и отнесла кружку в мойку. К чему, собственно, она клонит? Ей не уберечь дочь от измен Майка. Семейная жизнь — штука сложная. И Карле придется выпутываться в одиночку, как и всем прочим.
— А, забудь, сама не знаю, что говорю… Пойду посмотрю, как там Лен. Принесешь ему кофе, ладно?
Весь долгий путь до Бронкса Карла размышляла о том, что сказала ей мать. Прежде Одри никогда не высказывала столь пренебрежительного отношения к желаниям Майка. Верно, ее мать была невысокого мнения о Майке, но почти всегда становилась на его сторону. В материнских наставлениях Одри, похоже, руководствовалась следующим соображением: Майк облагодетельствовал Карлу, женившись на ней, и за свою неслыханную доброту должен быть вознагражден безоговорочной покорностью.
Дома Карла обнаружила Майка в спальне, он качал пресс.
— Он уехал, — сообщила Карла, опускаясь на кровать. Майк, тяжело дыша, вел счет и поэтому не ответил. — Джин такая милая. Только бы Ленни все не испортил.
— Сто… — шумно выдохнул Майк и растянулся на полу. —
— Не говори так. Мы должны в него верить.
Майк сел:
— Твое эссе готово?
— Ой… — вздрогнула Карла.
— Ты что, его не закончила?
— Закончила, сегодня в обеденный перерыв. Потом положила в стол и забыла взять с собой.
—
— Не беспокойся, завтра я его принесу. Один день ничего не изменит.
— Уже почти месяц я жду от тебя этого эссе. Что вообще происходит?
— Прости, мне правда очень жаль. Я была так занята в последнее время…
— Ну да, вот как ты расставляешь приоритеты: все важнее, чем документы на усыновление. Прости, Майк, папа заболел. Прости, Майк, мне нужно позаботиться о моем братце-придурке. Прости, но у моего пациента нервный срыв…
— Что ты предлагаешь? Чтобы я съездила на работу и забрала эссе?
— Именно. Поезжай.
— Ты шутишь.
— Вовсе нет. — Майк снова лег на пол, на сей раз лицом вниз, и начал делать отжимания.
Карла сидела на кровати, ожидая, что муж смягчится и отменит приказ.
— Ты еще здесь? — Майк на секунду повернул к ней голову. — Чего ты медлишь?
Когда Карла добралась до больницы, магазин Халеда был еще открыт. Объяснять, почему у нее опухли глаза, не хотелось, и Карла стремглав двинула наверх. В офисе она включила компьютер, чтобы распечатать эссе. Из принтера вывалилась первая страница; Карла подхватила ее и начала читать, озабоченно хмуря лоб.
«…С родителями, сестрой и братом у меня всегда были исключительно хорошие отношения. Мы — очень дружная семья, спаянная общим интересом к политической деятельности и отстаиванию социальной справедливости. Наверное, самые счастливые воспоминания моего детства — это марши мира, на которые мы ходили всей семьей, и другие подобные события…»
В дверь постучали. Ответить Карла не успела, дверь распахнулась, и в офис вошел Халед.
— Я видел тебя внизу. Окликнул, но ты не услышала.
— Извини, я торопилась.
— Ты в порядке?
Карла отвернулась к принтеру:
— Да, все хорошо.
— Зачем ты вдруг вернулась на работу?
— Нужно забрать кое-какие бумаги. —
— Ого, — отозвался Халед.
— Да.
— Раньше ты не говорила об усыновлении.
— Ну, мы начали совсем недавно.
Сцепив пальцы, Халед уложил руки на голову:
— Потрясающая новость.
— Еще бы, — попыталась улыбнуться Карла.
— Поздравляю.