— Святой Урбан… Я тоже не хочу здесь оставаться, профессор. Но сможет ли она…
— Все будет в порядке, — ответил Филипп. — Огюст смастерит носилки.
Спустя пять минут двери замка снова закрылись за доном Рамоном и его спутниками. Филипп, Хоакин и Огюст попеременно несли носилки, на которых в легком лихорадочном забытьи лежала великая княжна. Рядом, прихрамывая, шел дон Рамон и тщетно просил позволить ему помочь. Через пятнадцать минут, которые прошли без каких-либо происшествий, Филипп вздрогнул и схватил великого герцога за руку. В голову ему пришла неожиданная мысль:
— Ваше высочество, вы сосчитали убитых в зале?
Дон Рамон посмотрел на него с укоризной.
— Не хочу быть неправильно понятым, я просто подумал — мне кажется, среди них не было президента!
Теперь уже вздрогнул дон Рамон. Действительно, профессор был прав! Луиса Эрнандеса не было в зале, когда там разыгрывались последние сцены трагедии.
— Да, похоже, ему удалось скрыться, — пробормотал он. — Что, если мы сделаем небольшой крюк? Две минуты?
— Да, разумеется. Ведите нас.
Великий герцог свернул к рынку. Легкий ночной ветер чуть шевелил листья пальм. Дон Рамон остановился у двухэтажного дома, на фасаде которого виднелась табличка. С трудом Филипп разобрал на ней: «Отель „Универсаль“». Дон Рамон постучал, и через некоторое время из-за двери раздался старческий голос:
— Кто здесь?
— Приезжие, нам нужна комната.
Дверь отворилась. На пороге показался старик с длинными седыми волосами, приставив дрожащую руку ко лбу.
— Добрый вечер, сеньор Эрнандес! — сказал дон Рамон. — Вы узнаете меня? Могу я видеть господина президента?
Едва дон Рамон произнес эти слова, как старик, дрожа всем телом, упал на колени.
— Смилуйтесь, ваше высочество! — запричитал он. — Я не участвовал в этом преступном восстании… клянусь вам!
Великий герцог кивком приказал ему встать.
— Хорошо, сеньор Порфирио, я вам верю. Но ответьте на мой вопрос: Луис здесь?
— Нет, ваше высочество, нет! Он не живет здесь с тех пор, как…
— Я понял, — перебил старика дон Рамон. — Я как раз из его новой резиденции… Хочу дать вам хороший совет, Порфирио: если Луис появится здесь, немедленно вышлите его из страны. Ради вас я хочу спасти ему жизнь. Доброй ночи!
Дон Рамон хотел было уже уходить, но остановился, осененный внезапной идеей.
— Профессор, ведь у нас на яхте больше нет свободного места?
— Все каюты заняты.
— Тогда нам нужно найти для Хоакина и Огюста другое пристанище… Сеньор Порфирио!
Старый хозяин гостиницы, хотя ноги у него подгибались, поспешил к великому герцогу.
— Не пугайтесь, Порфирио. Я просто хочу дать вам возможность отчасти искупить вину вашего сына. Вы знаете двух моих дорогих слуг, Хоакина и Огюста. Луис и его приятели определили их на полный пансион в домик, который в последние тридцать лет безраздельно принадлежал крысам. На эту ночь я в принудительном порядке поселяю их у вас в гостинице. Позаботьтесь о том, чтобы уровень вашего сервиса смог компенсировать преступления вашего сына! А теперь — доброй ночи!
Процессия двинулась дальше по тихим улицам. По мере приближения к порту переулки начали наполняться густым серым туманом. Когда группа подошла почти к самой кромке воды, туман стал таким густым, что дома превратились в неясные тени. О том, чтобы добраться до западной части порта, где стоял ялик «Аиста», не могло быть и речи: до ялика было еще пятнадцать минут пути; между тем и великий герцог, и его спутники уже совсем обессилели. Его высочество, поразмыслив, повел своих спутников к берегу. У воды, которая приливала и отливала в тумане — медленно, словно маятник в старинных часах, — лежала гребная шлюпка. Огюст и Хоакин, тяжело дыша, опустили носилки на землю, а дон Рамон прошептал:
— Возвращайтесь в «Универсаль», займите лучшие комнаты и закажите себе все, что пожелаете. Завтра я вернусь сам и верну себе власть. Хоакин, узнай, почем кролики для праздничного обеда. Доброй ночи!
Слуги скрылись в тумане, а великий герцог обратился к Филиппу:
— Ну что ж, профессор, теперь осталось только добраться до «Аиста». Если вы столкнете лодку в воду, я постараюсь перенести туда нашу дорогую больную.
Великий герцог осторожно поднял княжну с носилок, и в то же мгновение по ее телу словно пробежал электрический ток. Она крепко, лихорадочно обхватила руками его шею, и он услышал шепот:
— Рамон, Рамон… Они не могут убить его. Я люблю его…
Нога дона Рамона пылала от боли, но когда он спускался к лодке, ему казалось, что он плывет по Елисейским Полям, едва касаясь земли.
Тут он услышал голос Филиппа Колина:
— Ваше высочество, мы забыли носилки! Я вернусь, чтобы их спрятать.
И дон Рамон остался один. У него кружилась голова, точно так же, как в ту минуту, когда ему удалось избежать смерти. Он не слышал ничего, кроме жаркого дыхания у своей правой щеки, и не видел ничего, кроме нескольких прядей волос, в беспорядке упавших на закрытые веки княжны; но если бы он проводил взглядом господина Колина, то его взору предстало бы нечто удивительное.
Некоторое время Филипп стоял в нерешительности, не зная, что ему делать с носилками. Вдруг он заметил, что дверь одного из рыбацких сараев открыта, и решил спрятать носилки там. Он уже втащил их в дом — но тут почувствовал, что его щеки коснулась чья-то рука. Филипп отскочил и вскрикнул от страха.
Рука, которая дотронулась до него в темноте, была холодна как смерть.
Дрожа всем телом, Филипп достал фонарик, нажал кнопку.
И в следующую же секунду вылетел на улицу.
Его глазам предстало тело: оно висело на веревке, привязанной к поперечной балке потолка.
Перекошенный рот, вываленный язык, нос, безобразно распухший от удара, который нанес сам Филипп, — это был первый президент Меноркской республики!
Глава седьмая,
в коей доказывается, что того, кто избежал Сциллу, поджидает Харибда
Не сказав ни слова о том, что он видел в сарае, Филипп прыгнул в лодку и схватил весла. Дон Рамон сидел на банке прямо перед ним и молча бережно обнимал стройный стан великой княжны. Казалось, он не заметил ни того, с какой скоростью господин Колин вылетел из сарая, ни того, с какой яростью он теперь греб от берега. Что до Филиппа, то на уме у него было лишь воспоминание о руке, коснувшейся его щеки, и изуродованном лице несчастного, которое внезапно выглянуло из мрака. Филипп пенил воду и гнал лодку вперед, не думая, в каком направлении они движутся. Прошло добрых десять минут, прежде чем его волнение улеглось.
Положив весла, Филипп утер пот со лба. Великий герцог, похоже, не заметил остановки точно так же, как раньше не заметил бурного старта.
— Ваше высочество!
Дон Рамон не шевелился.
— Ваше высочество! — повторил Филипп громче. — Вы знаете, где наша яхта?
Наконец дон Рамон очнулся.
