Едва Хардести успел подумать о том, что в такое время поймать такси на Двенадцатой авеню им все равно не удастся, как они увидели пять сотен автомобилей, прогревавших моторы. Едва они выехали на автостраду, как мимо них в прямо противоположном направлении проехал знакомый черный лимузин.
– Развернитесь на сто восемьдесят градусов, – попросил водителя Прегер.
– Это еще зачем? – удивился тот, послушно разворачивая машину.
– Не важно, – ответил Прегер. – Незаметно следуйте за тем черным лимузином.
Лимузин выписывал невообразимые кривые, кружил по городу, проезжал мимо одних и тех же мест по три-четыре раза и то и дело нарушал все существующие правила дорожного движения. Наконец, вдоволь накатавшись по Манхэттену, он подъехал к входу в музей Метрополитен, после чего из него появились три человека. Они вошли в музей через редко используемую дверь у основания цокольной стены. Пока Прегер и Марратта ехали на такси, они успели рассмотреть всех пассажиров лимузина. Возле невероятно высокого человека сидели сигнальщик, который, судя по одежде, был священнослужителем, и расхаживавший прежде по пристани молодой толстяк с круглым лицом и узкими глазами-щелочками.
Увидь этих людей Питер Лейк, он заискрил бы подобно электрическому угрю, поскольку то были Джексон Мид, преподобный Мутфаул и похожий на уличного торговца с Бруклинского моста Сесил Мейчер, больше известный как господин Сесил Були.
Хардести, Вирджиния и Прегер отблагодарили таксиста приличными чаевыми и, сев за столик открытого кафе, находившегося напротив музея, стали дожидаться возвращения пассажиров лимузина. Тем временем к музею подъехал еще один лимузин, из которого выскочил не кто иной, как Горностаевый Мэр (его нетрудно было узнать по лысине и по пружинящей походке).
– Кто бы мог подумать… – покачал головой Прегер.
К подъезду подъехал третий лимузин.
– Смотри-ка, сколько здесь лимузинов, – удивился Прегер. – Можно подумать, что мы оказались где- нибудь в Верхнем Ист-Сайде…
Дверь лимузина медленно открылась, и оттуда вышел невозмутимый и подтянутый Гарри Пени.
При воспоминании о том, как спрятанные под половицами фотографии полуголых дородных девиц упали на обеденный стол, стоявший в гостиной огромного дома Айзека Пенна, и попали в руки отца, Гарри Пенн и поныне испытывал мучительное чувство стыда. Подобных моментов в его жизни было не так уж много, однако в этот день совершенно неожиданно для него он вновь испытал стыд. Выходя в начале девятого из здания музея, он увидел перед лимузинами знакомые фигуры Прегера де Пинто, Хардести Марратты и Вирджинии Геймли. Все это время он лгал им и водил за нос, решив не посвящать в свои тайные планы. Не в силах смотреть в глаза этим людям, он нырнул в машину, словно побитый пес. Он не привык стыдиться своих поступков.
Джексон Мид выглядел совсем иначе. Невероятно высокий (его рост составлял почти восемь футов) и сильный, он совершенно не походил на обычного человека, ибо смотрел на мир так, словно тот все еще пребывал в своей первозданной чистоте и свежести. Мрачный Мутфаул, являвший собой прямую противоположность, казался похожим на миссионера девятнадцатого века, борющегося с тлетворными соблазнами, губящими души обитателей южных морей. Улыбчивый и добродушный толстяк Сесил Мейчер (или, если угодно, господин Сесил Були) не походил ни на монументального Джексона Мида, ни на мрачного и мудрого Мутфаула.
Эта тройка выглядела так странно, что Прегер, умевший держать себя в руках как никто, простер к ним руки и изумленно спросил:
– Кто вы? Откуда вы?
Джексон Мид, нашедший эти вопросы вполне резонными, спокойно заметил, усаживаясь в машину:
– Из Сент-Луиса.
– Кто там? – спросила Буня из-за двери.
– Прегер де Пинто.
– Я спрашиваю, кто там?
– Прегер де Пинто.
– Кто? Прегер кто?
– Прегер де Пинто!
– Нет!
– Что значит нет?
– Мы никого не принимаем.
– В каком смысле?
– В любом.
– Это Прегер де Пинто!
– Кто-кто?
– Буня, сейчас же открой дверь! Ты знаешь, кто я!
– Одну минуточку. Вы, главное, так не кипятитесь. – Минут через пять дверь открылась. – Чем могу быть вам полезна?
– Мне нужно срочно переговорить с господином Пенном.
– Его сейчас нет.
– Я знаю, что он дома!