резервуар для хранения воды, пополняемый по подземным каналам. Раскопки подтвердили это описание: ее фундамент состоял из трех стен в виде концентрических окружностей; диаметр внешней окружности составлял 75 футов. Главная башня, Салья-Марка, стояла на прямоугольном основании длиной 65 футов. Педро Санчо осматривал эту башню в 1534 году, и, как он описал, она состояла из пяти этажей со ступенями внутри. При такой высоте башня вполне могла бы быть самой высокой полой постройкой инков, сравнимой с так называемыми небоскребами доинковской культуры яривилька в верхнем течении реки Мараньон. Она была построена из прямоугольных тесаных каменных блоков, уложенных ровными рядами, и в ней было множество небольших помещений, в которых размещался гарнизон. Даже добросовестный Санчо признавал, что «в крепости слишком много помещений и башен, чтобы их все осматривать». По его подсчетам, крепость легко могла вместить гарнизон из 5 тысяч испанцев. Гарсиласо де ла Вега вспоминал, как он играл в лабиринте ее ступенчатых подземных галерей во времена своего детства, проведенного в Куско. Он чувствовал, что крепость Саксауаман может встать в один ряд с другими чудесами света, подозревая, что к возведению этого необыкновенного сооружения, должно быть, приложил руку дьявол.
И вот окруженные испанцы решили, что их немедленное спасение зависит от того, сумеют ли они захватить крепость, возвышающуюся на скале над ними. Согласно записям Муруа, родственник и соперник Манко Паскак, который примкнул к испанцам, дал им совет относительно плана нападения. Было решено, что Хуан Писарро поведет за собой 50 всадников – большую часть всей испанской кавалерии – и предпримет отчаянную попытку прорваться через кольцо осаждающих и напасть на крепость. Наблюдатели из числа индейцев так вспоминали эту сцену: «Они провели всю ту ночь на коленях со сцепленными [в молитве] руками, поднесенными к лицу, – такими их видели многие индейцы. И даже те, кто стоял в карауле на площади, делали то же самое, как и многие индейцы, бывшие на их стороне и сопровождавшие их из Кахамарки. На следующее утро, очень рано, все они вышли из церкви [Сунтур-Уаси] и вскочили на лошадей, как будто они собирались сражаться. Они стали смотреть по сторонам. И в то время, когда они так озирались, они внезапно пришпорили своих коней и на полном скаку, несмотря на врага, прорвались через открывшийся проход, который до этого был непроницаем, как стена, и пустились с головокружительной быстротой вверх по склону горы». Они прорвались сквозь северные рубежи в направлении чинча-суйю, занятые армией под командованием полководцев Курьятау и Пуска. Затем кавалеристы Хуана Писарро поскакали по дороге, ведущей в Хауху, поднимаясь в гору через Карменку. Каким-то образом они пробились через баррикады, возведенные осаждающими. Педро Писарро находился в составе этого отряда и вспоминал эту опасную езду зигзагом вверх по горному склону. Инки выкопали на дороге ямы, и сопровождающим испанцев индейцам-союзникам приходилось засыпать их саманными кирпичами, пока всадники ждали под огнем, который велся с горы. Но в конечном счете испанцы прорвались с боями на плато и поскакали на северо– запад. Осаждающие подумали, что они пытаются вырваться на свободу, и послали бегунов с приказом уничтожить подвесной мост над рекой Апуримак. Но у деревни Хикатика всадники свернули с дороги направо, пробираясь через овраги за горами Кеанкалья и Сенка, и достигли равнинной местности ниже террас Саксауамана. Только благодаря такому широкому обходному маневру испанцам удалось избежать массы препятствий, которые воздвигли индейцы на дорогах, прямо ведущих из города в крепость.
Индейцы также провели с пользой несколько недель с начала осады, возведя земляной вал на ровном «парадном плацу» за пределами стен Саксауамана, который испанцы называли барбакан (навесная башня). Гонсало Писарро и Эрнан Понсе де Леон во главе части кавалеристов многократно атаковали эти внешние ограждения. Несколько лошадей были ранены, а двое испанцев упали с лошадей и чуть не попали в плен в лабиринте выступающих скальных пород. «Это был момент, когда на кону стояло многое». Поэтому, чтобы оказать поддержку своему брату, Хуан Писарро повел в атаку всех своих людей. Вместе им удалось преодолеть заграждения и попасть на пространство перед массивными подпорными стенами. Всякий раз, когда испанцы приближались к ним, их встречала смертоносная завеса из летящих копий и камней, пущенных из пращи. Один из оруженосцев Хуана Писарро был убит тяжелым камнем. Это был уже конец дня, и нападавшие были измучены яростными боями, которые они вели целый день. Но Хуан Писарро предпринял последнюю попытку и развернул фронтальную атаку на главные ворота крепости. Эти ворота были защищены боковыми стенами, выдающимися вперед с каждой стороны, и индейцы вырыли еще оборонительный ров между ними. Проход, ведущий к воротам, был запружен толпой индейцев, которые то ли обороняли вход, то ли пытались отступить из барбакана в главную крепость.
Хуан Писарро во время предыдущих боев в Куско получил удар в челюсть и не мог надеть свой стальной шлем. Когда на закате дня он бросился в атаку к воротам, его ударил по голове камень, пущенный с выступающей стены. Это был смертельный удар. Той ночью младшего брата губернатора, правителя Куско и мучителя Инки Манко увезли в Куско в строжайшей тайне, чтобы индейцы не узнали, какого успеха они добились. Он прожил достаточно долго, чтобы 16 мая 1536 года продиктовать свое завещание, «будучи болен телом, но здрав разумом». Он сделал своего младшего брата Гонсало наследником своего огромного богатства в надежде, что тот учредит майорат, и оставил часть наследства религиозным учреждениям и беднякам в Панаме и в своем родном городе Трухильо. Ни словом не упомянув об осаде города, он не оставил ничего женщине, которая была у него в услужении и родила девочку, которую он не признал своей дочерью. Франсиско де Панкорво вспоминал, что «они похоронили его ночью, чтобы индейцы не узнали о его смерти, так как он был очень храбрым человеком и индейцы его боялись. Но хотя смерть Хуана Писарро держалась в тайне, индейцы стали говорить: «Теперь, когда Хуан Писарро мертв», как если бы кто-то хотел сказать: «Теперь, когда храбрецы мертвы». Он был действительно мертв». Эпитафия Алонсо Энрикеса де Гусмана была более практична: «Они убили нашего военачальника Хуана Писарро, брата губернатора, двадцатипятилетнего молодого человека, который обладал состоянием в 200 тысяч дукатов».
На следующий день индейцы многократно контратаковали. Отряды индейцев пытались выбить Гонсало Писарро с его позиции на холме напротив террас Саксауамана. «Была страшная сумятица. Все кричали; все смешалось. В бою за свою высоту испанцы победили. Все выглядело так, как будто весь мир собрался у этого холма, сцепившись в ближнем бою». Эрнандо Писарро послал 12 оставшихся у него кавалеристов на подмогу в этом решающем сражении, что вызвало смятение немногих испанцев, оставшихся в Куско. Инка Манко направил подкрепление из 5 тысяч воинов, и «испанцы оказались в очень тяжелом положении с их появлением, так как индейцы были отдохнувшими и нападали решительно». А внизу, в городе, «инки развернули такую яростную атаку, что испанцы уже тысячу раз себя похоронили».
Но испанцы собирались применить европейские методы ведения осадной войны: в течение дня они изготовляли штурмовые лестницы. Когда спустилась ночь, Эрнандо Писарро сам повел отряд пехотинцев на вершину холма. Применяя в своей ночной вылазке штурмовые лестницы, испанцам удалось преодолеть мощные подпорные стены крепости. Индейцы отступили в три большие башни и заняли группу других построек.
В ходе последнего этапа этого ночного нападения имели место два примера огромной личной храбрости. С испанской стороны Эрнан Санчес из Бадахоса (один из 12 кавалеристов, приведенных Эрнандо Писарро в качестве подкрепления) совершал поступки, полные поразительной лихости и щегольства, достойные героя немого кино. Он вскарабкался по одной из штурмовых лестниц, отражая град сыплющихся сверху камней своим щитом, и протиснулся в окно одного здания. Он набросился на индейцев, находившихся внутри его, и заставил их отступить на несколько ступеней вверх по направлению к крыше. Так он оказался у подножия самой высокой башни. Ведя бой вокруг ее основания, он увидел толстую веревку, свисавшую сверху. Положившись на Бога, он вложил в ножны свой меч и начал взбираться наверх, подтягиваясь по веревке с помощью рук и отталкиваясь ногами от гладких тесаных камней. Когда он был на середине пути, индейцы сбросили на него камень «размером с кувшин для вина», но он просто отскочил от щита, который был у него на спине. Он впрыгнул на один из более высоких уровней башни, внезапно появившись в гуще ее перепуганных защитников, высунулся, чтобы другие испанцы могли его увидеть, и призвал их к штурму другой башни.
Сражение за террасы и постройки Саксауамана было тяжелым. «Занялась заря; и весь этот день и следующий тоже мы дрались с индейцами, которые укрылись в двух высоких башнях. Их можно было взять только измором, когда истощатся их запасы воды». «В тот день и ночью они вели тяжелые бои. На заре следующего дня индейцы, находившиеся внутри, стали ослабевать, так как у них кончился весь запас камней и стрел». Их военачальники, Паукар Уаман и верховный жрец Вильяк Уму, почувствовали, что внутри
