Анна хотела добавить еще что-то, убедить его, но слова застряли в горле, она закашлялась. Обхватив руками голову, съежившись, она искала успокоения у него на груди. Он прижал ее к себе. От ее учащенного дыхания рубашка стала влажной. Он чувствовал, как дрожат ее плечи. Кашель постепенно утихал.
– Как хорошо, – шепнула она. Потом подняла голову, вытерла слезы. Беззвучно зашевелила губами. Быстро поцеловала его и сразу же оттолкнула.
Он остался стоять с протянутыми руками, как нищий. Она повернулась и сбежала со ступеней террасы.
– Анна! – крикнул он.
Она быстро шла среди деревьев. Он побежал за ней.
– Анна! – кричал он.
Анна не обернулась. На мгновение она погрузилась во мрак, но потом опять вышла в полосу лунного света.
– Остановись, не делай меня смешным!
Анна остановилась. Посмотрела вверх на конную статую Великого Фрица.
– Негодяй, – сказала она. Хенрик схватил ее в объятия.
– Пусти, – приказала она.
Он отступил. «Раскапризничавшаяся девчонка, черт бы ее побрал!»
– Можно, я тебя поцелую? – спросил он.
– Нет.
– Обниму тебя?
– Нет.
– Я люблю тебя. Она крикнула:
– Нет! Умоляю тебя, ни слова об этом! Нет, нет, нет!.. Потом: – Послушай, разреши им отсюда уехать. Возьми, что они тебе дают. Не будь таким гордым.
– Это бандиты.
– Я не уверена.
– Они приехали сюда, чтобы грабить.
– Пусть грабят. Нас это не касается.
– Перестань, ради бога! – воскликнул он. – Зачем ты об этом говоришь! Именно сейчас!
Она молчала.
– Пойдем ко мне, – сказал он.
– Нет.
– К Смулке бы ты пошла! – крикнул он в бешенстве.
– Не пошла бы.
– А ко мне пойдешь, – сказал он и схватил ее за руку. Она застонала:
– Отпусти, мне больно.
– Пойдем.
– Пусти.
Хенрик тянул ее, она спотыкалась, так дошли до гостиницы.
– Дурак, – говорила она. – Честный идиот. Чего ты от меня ждешь? Невинного чувства? Ангельского тела? Это ушат с помоями, дурачок. Клоака! Пусти меня, я пойду сама!
Он отпустил руку Анны, и она начала растирать ее, морщась от боли. У входа в отель они остановились. Анна подошла к нему:
– Сказать, какая такса была у меня в лагере?
Он отпрянул.
– Сказать? – наступала она.
– Нет.
– Я могу ее тебе назвать.
– Нет!
– Ну тогда заткнись, и чтобы я не слышала ни одного благородного слова!
Да, теперь он все понял. Но внутренне противился этому. То, что она ему сообщила, не имело значения. Он хотел ее утешить, но в ее глазах не было слез.
– Пани Анна… – начал он. Возвращение к «пани» было таким же неожиданным, как недавний переход на «ты».
14
